Его слова возымели нужный Лефаржу эффект, и клерк ответил:

– Никаких проблем, мсье, если для вас нет разницы. Я могу ответить на ваши вопросы или по крайней мере на один из них. Что касается второго, то тут у меня полной уверенности нет. Телефонограмму мсье Буарака из Шарантона я получил примерно без четверти три. Время могу назвать точно, поскольку специально тогда посмотрел на часы. А во сколько мсье Буарак покинул в то утро свой кабинет, определенно сказать не могу. В девять часов он поручил мне составить черновой вариант достаточно мудреного ответа на одно письмо, попросив позже показать ему. Мне потребовалось примерно полчаса для написания черновика, потому что нужно было сначала проверить кое-какие цифры, чтобы внести в текст ясность. Но когда в половине десятого я принес ему набросок, мсье Буарака уже не оказалось на рабочем месте.

– И это было во вторник, верно?

– Да, во вторник.

– А вернулся мсье Буарак в пятницу утром?

– Именно так, мсье.

Лефарж поднялся:

– От всей души благодарю вас. Вы помогли мне избежать длительного ожидания.

Детектив вышел с территории завода, добрался до станции метро «Симплон» и доехал до центра Парижа. Он был доволен результатами. Как и на ранней стадии расследования, информация поступала обильно и оперативно. Сперва он даже посчитал, что сделал достаточно для проверки и подтверждения первой части заявления Буарака. Но дала себя знать укоренившаяся привычка все доводить до конца, и Лефарж принял решение снова наведаться на авеню де л’Альма и дополнительно побеседовать с Франсуа. Он сделал пересадку на «Шатле» и вышел в начале авеню, пройдя оставшуюся часть пути пешком.

– Здравствуйте, Франсуа, – начал он, когда дворецкий открыл дверь. – Боюсь, мне снова придется доставить вам беспокойство. Можете уделить мне пару минут?

– Разумеется, мсье. Проходите в дом.

Они, как и в предыдущий раз, расположились в малой гостиной, и Лефарж достал свои бразильские сигареты.

– Вижу, вам они понравились? – спросил он, видя, как охотно потянулся к портсигару Франсуа. – Некоторые считают их слишком крепкими, но меня они полностью устраивают, как хорошие сигары, но без присущего им специфического привкуса. Впрочем, не хочу вас задерживать надолго. Мой вопрос касается сумки для мсье Буарака, которую вы доставили на Северный вокзал в прошлый вторник. Скажите, до вокзала за вами никто не следил?

– Следил? За мной? Нет, конечно. По крайней мере, мне об этом ничего не известно.

– В таком случае вы не заметили около камеры хранения высокого мужчину с рыжей бородой и в сером плаще?

– Нет, – ответил слуга, – я не припоминаю никого, подходящего под такое описание.

– В котором часу вы оставили сумку?

– Примерно в 15.30, мсье.

Лефарж изобразил задумчивость.

– Тогда я, вероятно, ошибся, – сказал он потом. – Это же было во вторник, точно?

– Да, во вторник. Определенно во вторник, мсье.

– А мсье Буарак позвонил вам около двух часов, не так ли?

– Нет, гораздо позже, мсье. Примерно около трех часов. Но позвольте полюбопытствовать, откуда вы узнали, что я доставил сумку хозяина на вокзал?

– Он сам рассказал мне об этом вчера вечером. Упомянул о своей незапланированной поездке в Бельгию, для чего попросил вас собрать его вещи и сдать в камеру хранения.

– А кто такой этот мужчина с рыжей бородой?

Лефарж, получив нужные ему сведения, не стал особенно напрягать свою фантазию.

– О, это один из наших агентов. Он занимается расследованием краж багажа с ценностями. И я подумал, что вы могли привлечь его внимание. Кстати, мсье Буарак вернулся с сумкой? Надеюсь, ее хотя бы не украли?

Лефарж улыбнулся, и дворецкий, посчитав это не слишком удачной шуткой, из чистой вежливости изобразил на лице подобие улыбки.

– Нет, сумку не украли, мсье. Хозяин привез ее назад в целости и сохранности.

Что ж, отлично! Значит, мсье Буарак действительно и несомненно звонил приблизительно в 14.45 во вторник и дал дворецкому указания доставить сумку на Северный вокзал, как и заявлял сыщику. Кроме того, он лично зашел за сумкой и получил ее. Это можно считать установленным. Но та часть истории, которая касалась его передвижений в воскресенье и понедельник, как и вскрытие бочки в понедельник вечером, все еще нуждались в проверке. И Лефарж продолжил:

– Раз уж я к вам зашел, Франсуа, не будете возражать, если уточню пару дат для своего рапорта? – Он достал блокнот. – Я стану зачитывать вам записи, а вы, если не затруднит, скажете мне, верна запись или нет. Суббота двадцать седьмое марта – день, когда состоялся ужин с гостями.

– Правильно, мсье.

– Воскресенье двадцать восьмое марта – ничего особенного не происходило. Вечером мсье Буарак распаковал бочку.

– А вот здесь у вас ошибка, мсье. Бочка была распакована в понедельник.

– Ах, вот оно что! В понедельник, – Лефарж притворился, что вносит изменения в записи. – Конечно, в понедельник вечером. Мсье Буарак провел вечер воскресенья дома, но за бочку взялся только в понедельник, верно?

– Именно так.

– Затем во вторник он отправился в Бельгию и вернулся домой в четверг вечером?

– Правильно, мсье.

– Спасибо большое. Хорошо, что вы заметили неточность в моих заметках. Теперь я исправил ее.

Лефарж поддерживал разговор еще несколько минут, стараясь сохранить добрые отношения со стариком, для чего рассказал ему занятные эпизоды из своей карьеры детектива. Чем лучше он узнавал Франсуа, тем бо́льшим уважением проникался к нему, чувствуя, что словам дворецкого можно доверять, поскольку человек такого склада никогда не обесчестит себя позорной ложью.

Словно для того, чтобы уравновесить успехи, достигнутые Лефаржем утром, за весь остальной день судьба больше не посылала ему удачи. Покинув дом на авеню де л’Альма, он побеседовал с работниками камеры хранения на Северном вокзале, но не получил новой информации. Никто не вспомнил, что Франсуа оставлял сумку, а Буарак забирал ее, не сохранилась запись о сумке в регистре принятых и выданных вещей. И потом, когда он обошел кафе и рестораны, расспрашивая официантов в районе площади Бастилии, все его усилия тоже оказались бесплодными. Не обнаружилось никаких подтверждений, что Буарак ужинал в одном из них.

Тем не менее Лефарж испытывал удовлетворение от работы, проделанной за день. Полученные данные оказались точными и недвусмысленными. Он считал, что удалось окончательно убедиться в правдивости показаний Буарака, по крайней мере тех, которые касались вторника. И если он сумеет добиться того же относительно среды и четверга, считал сыщик, то алиби Буарака выдержит проверку, а его непричастность к убийству можно будет считать установленной.