«Дыши медленно, – вспомнила она слова Наари, – и держись ниже».

Дышать медленно Кива сейчас была не в состоянии: ей не хватало воздуха. Второе указание, впрочем, было выполнимым, и Кива сползла по двери на пол. Сунув руку за пазуху, она достала амулет и так сильно сдавила его в ладони, что края герба впились в кожу. Воистину иронично: золотая корона обожгла ее болью раньше пламени.

Но потом металлические створки по краям раскалились до темно-оранжевого цвета, запах дыма усилился, и открытые участки тела Кивы обдало теплом.

Может, печь сломается? Может, Грендель сумеет выставить все так, словно печь работает, не испепелив при этом Киву? Или, может…

Створки с щелчком открылись и скользнули вверх.

И все поглотило пламя.

Кива закричала.

Она не хотела: звук вырвался из горла сам собой. Кива выронила амулет и закрыла лицо руками, когда в комнату хлынул огненный шторм, заполнивший все от пола до арочного потолка. Ему хватило всего нескольких секунд, чтобы окружить Киву. Она не видела и не слышала ничего, кроме огненного вихря вокруг, в ушах стоял рев и треск, жар накрыл ее раскаленной волной.

Она ждала, что пламя начнет мучительно пожирать ее кожу, что ее крики ужаса превратятся в крики боли, что жизнь пронесется перед глазами, пока она сгорает дотла.

Но ничего не случилось.

В изумлении Кива медленно опустила руки.

Языки пламени касались ее и вместе с тем… не касались. Амулет у нее на шее сиял, и исходивший от него яркий пульсирующий свет подобно барьеру покрывал Киву с ног до головы.

Она разогнула дрожащие пальцы, с трепетом глядя на клубящееся вокруг пламя. Оно окружало Киву, однако боли не было.

Кива истерично хохотнула, но смех очень быстро превратился во всхлип, который она тут же подавила и затолкала поглубже, чтобы совсем не разрыдаться. Если ей когда-нибудь еще доведется увидеть Миррин, Кива забудет о ненависти и осыплет принцессу словами благодарности. Если бы не ее стихийная магия, Кива бы сейчас корчилась на каменном полу, а не смотрела на бушующий вокруг огонь.

Секунды перетекали в минуты, а Кива все так же сидела на полу. Она боялась двигаться: вдруг магия амулета даст из-за этого сбой? Будь Кива похрабрее, она бы встала и прошлась по комнате, словно танцующая в пламени богиня. Однако она по-прежнему прижималась к двери и, сдерживая слезы, ждала, ждала, ждала, пока истекут отведенные десять минут.

Одна минута.

Две.

Три.

Кива считала секунды, чтобы отвлечься от нарастающего жара, от обволакивающего дыма, который душил, как бы низко она ни опускалась.

Четыре минуты.

Пять.

Пот насквозь пропитал ее одежду, смешался со слезами потрясения, которые она больше не могла держать в себе даже несмотря на то, что она до сих пор не умерла, что амулет спасал ее от языков пламени. Ужас был слишком велик, слишком силен, чтобы держать его внутри. Здесь ее слез никто не увидит: все равно жар стоял такой, что они испарялись, не успевая сорваться с ее подбородка.

Шесть минут.

Что-то было не так. Кива закашлялась, температура в помещении из неприятной стала почти невыносимой. Она опустила взгляд. Амулет все еще пульсировал светом, но теперь этот свет мерцал, будто силы его были на исходе.

«Нет, – умоляла Кива, сжимая амулет в руках и всеми силами стараясь не выкрикнуть свои мольбы вслух, чтобы случайно не вдохнуть дым. – Еще чуть-чуть».

Семь минут.

Рукав у Кивы загорелся.

Она со вскриком подскочила, языки пламени вздыбились прямо ей в лицо, и Кива вдохнула полные легкие дыма. Тяжело кашляя, она бросилась на землю и принялась кататься по полу, чтобы сбить огонь, перекинувшийся и на остальную одежду, но все без толку.

«Нет, нет, нет!» – мысленно вопила Кива. Горло у нее горело; она пыталась вдохнуть, но кроме горячего воздуха и дыма вдыхать было нечего.

Восемь минут.

Рубаха пылала, штаны рассыпались пеплом, и теперь амулет защищал только ее кожу. Сквозь всепоглощающий дым до Кивы донесся слабый запах смолодя: похоже, снадобье Мота наконец-то пришло на подмогу магии принцессы.

А ведь она почти справилась, почти пережила эту Ордалию. Но силы амулета сходили на нет, и Кива не знала, на сколько их хватит. Она уже чувствовала, как распухает горло, как изнутри оно пылает. Может, снаружи стихийная магия ее и защищала, но кислорода в комнате почти не осталось: все заполнил едкий дым. Кива не представляла, сколько еще она продержится без свежего воздуха. Неужели, если огонь не справится, она все равно умрет от удушья? Неужели органы начнут отказывать один за другим? Или от потрясения у нее просто остановится сердце? Оно и так чуть ли не выпрыгивало у Кивы из груди с тех пор, как ее заперли в этой комнате, вряд ли оно выдержит еще дольше.

Девять минут.

Кива застонала. Пот, едва успевая образовываться, тут же испарялся. Средство Мота таяло у нее на коже вместе со всеми своими защитными свойствами. Хрипя и задыхаясь, Кива свернулась калачиком возле каменной двери, обхватила колени руками и закрыла глаза. Сил бороться у нее не осталось. Вот и все. Больше она не выдержит, не доживет до конца, не сможет…

Рев стих.

Жар начал убывать.

Дверь открылась, и Кива завалилась назад, все еще сжимая руками колени.

Она не могла открыть глаза, не могла двинуться, каждая частичка тела болела.

Но воздух, чистый свежий воздух взывал к ней, и Кива резко его втянула, чтобы тут же зайтись кашлем, кашлем, кашлем.

Она чувствовала себя так, словно умирает. Легкие горели, глотку драло болью.

– С тобой все хорошо, ты жива, дыши, – услышала Кива голос Наари откуда-то издалека.

– На…

– Не говори ничего.

Кива почувствовала, как сверху на нее накидывают какую-то одежду, услышала запах кожи и апельсинов – запах Наари, который теперь окружал ее, прикрывал ее наготу.

– А это что? – послышался другой голос – смотрителя Рука.

С шеи Кивы ушла тяжесть. Она хотела воспротивиться, хотела открыть глаза и потребовать амулет обратно, но нескончаемый кашель не дал ей этого сделать.

– Поверить не могу, – прорычал Рук. – Я же велел этим долбаным наследникам не вмешиваться. – Он выругался. – Ну конечно. Что еще ожидать от Валлентисовских паршивцев.

– Вы велели им только не посещать сегодняшнюю Ордалию, – поправила Наари смотрителя. – Больше ничего.

– Ага, как же, больше ничего. Да будь на их месте кто другой… – Рук раздраженно зарычал, а затем со вздохом произнес: – Сделанного не воротишь Поднимай ее. Выйти отсюда она должна на своих двоих.