– Я серьезно, – продолжал Рук. – В отношении испытаний мне приходится придерживаться закона, однако я вздохнул с облегчением, узнав, что ты жива.

Кива проглотила вскипевшие в ней эмоции, и горло разодрало болью. Возможно, Рук все же по-своему, но заботился о ней.

– Тем более что болезнь до сих пор свирепствует… – закончил смотритель и потряс головой, словно боялся, что с ее смертью для них все будет кончено.

У Кивы оборвалось сердце. Сама по себе она Руку была не важна – его заботило только то, чем она могла быть ему полезна. Зря Кива возомнила, будто ее состояние для него что-то да значило. Смотритель для этого был слишком прагматичным, слишком расчетливым, и думать мог только о собственной шкуре.

– Слышал, ты сдвинулась с мертвой точки? – поинтересовался он.

– Да, – еле выдавила Кива. Она соврала, но сил отчитываться у нее сейчас не было.

– Нечто подобное уже случалось много лет назад, когда я только стал смотрителем. – В темных глазах Рука проблеснула искра ностальгии. – Ты вряд ли помнишь, ты была еще совсем маленькой…

– Я помню.

Рук взглянул ей в глаза, а затем лицо его прояснилось, словно он догадался, почему она об этом помнила. Понял, кого она потеряла из-за этой болезни.

Он кивнул:

– Что ж, в таком случае удачи тебе. Судя по всему, от тебя зависит много жизней.

«И твоя в том числе», – так и подмывало сказать Киву. Но она не хотела провоцировать смотрителя, да и очередная реплика грозила болью.

– Отведите ее обратно в лазарет, надзирательница Арелл, – велел Рук Наари. Та склонила голову.

Развернувшись, смотритель ушел, и Кость с тремя надзирателями последовали за ним.

– Кива, прости меня, – раздался тихий скрипучий голос Грендель, когда надзиратели ушли. – Он мне до самого утра не говорил, зачем нужна вторая печь, и я не успела тебя предупредить. Если бы я только знала…

– Ты не виновата, – прохрипела Кива.

Она бы протянула руку изувеченной женщине, но одной она придерживала накидку, а другая была перекинута через плечо Наари, так что Кива сумела лишь улыбнуться работнице крематория, пусть улыбка и походила больше на гримасу.

– Как ты выжила? – прошептала Грендель. Не то чтобы она не хотела, чтобы их подслушали другие заключенные – те уже разрозненными группками расходились кто куда и шумели так, что и богам не снилось. Нет, шептала она, потому что до сих пор не верила тому, что Кива жива, хотя по всей логике должна была умереть.

– Долгая история, – выдавила Кива и поморщилась, потому что говорить стало гораздо тяжелее. – Потом расскажу.

Вряд ли она выполнит свое обещание: скорее всего, Кива вообще не вспомнит этот разговор после того, как нырнет в забытье.

Словно почуяв, что времени у них нет, Наари сказала Грендель, что им пора в лазарет, и аккуратно повела Киву в нужном направлении. К счастью, между крематорием и лазаретом лежал только морг, так что Кива была уверена, что дойдет.

Но потом ноги под ней подогнулись.

Наари закряхтела под свалившимся на нее весом, и в тот же миг раздалось три встревоженных мужских голоса.

Типпа.

Мота.

И Джарена.

Первым до Наари с Кивой добежал Джарен, и не успела Кива ничего осознать, как он поднял ее на руки и быстро зашагал к лазарету.

Кива хотела было возразить, но у нее не осталось сил даже на смущение, что уж говорить о просьбах опустить ее на землю. Тем более что она бы все равно не дошла без чужой помощи.

– Извини, – хрипло прошептала Кива Джарену в шею, крепко в него вцепившись.

– Молчи, – велел ей Джарен. – Мы почти дошли.

– Что с-с-случилось на Ордалии? – Типпу приходилось бежать, чтобы поспевать за длинными шагами Джарена. – Мы видели д-дым из…

– Тихо, парень, – перебил его Мот. – Дай Киве отдохнуть. Пойдем-ка ко мне, подсобишь, а по вечеру заглянешь Киву проведать. Ладушки?

– Но…

– Все хорошо, Типп, – вмешался Джарен. – Я о ней позабочусь.

Глаза у Кивы закрывались, но она успела расслышать голос Типпа:

– Клянешься?

– Клянусь.

Кива не знала, что случилось дальше: она то впадала, то выныривала из беспамятства. Она догадалась, что возле морга Типп с Мотом ушли, и слышала, как шепчутся Наари с Джареном на пути к лазарету. До Кивы доносились лишь обрывки их разговора, но в своем полубессознательном состоянии она разобрала, что Наари говорила об отобранном амулете: скорее всего, рассказывала Джарену о том, что принцесса – нет, принц — наделил амулет огненной магией и тем самым спас Киве жизнь.

А потом Кива внезапно очутилась на той же койке в лазарете, что и после предыдущей Ордалии. Только на этот раз рядом с ней сидела не Миррин, а Джарен.

– Как долго я спала? – прокаркала Кива. Голос все еще звучал ужасно.

– Всего пару минут. Мы только пришли. – Джарен указал на Наари, которая стояла перед лабораторным столом и хмуро глядела на царивший на нем творческий беспорядок. – Мы не знаем, что тебе лучше дать. Маковое молоко?

Кива сначала кивнула, затем покачала головой, а потом слабой рукой откинула с голых ног одеяло.

– Нет, нет, не вставай, – придержал ее за руку Джарен. – Скажи нам, что нужно, и мы сами все найдем.

Кива, поднапрягшись, сконцентрировалась и прохрипела несколько названий с дозировками. Если какого-нибудь из лекарств будет слишком много, ей, чего доброго, станет хуже прежнего.

Пригубив щедрую дозу нектара сальника от боли в легких и глотке, коронную крапиву от головной боли и головокружения, желтяка для сил и немного макового молока от прочих болей, Кива запила все это почти целой бадьей свежей чистой воды и только тогда смогла лечь обратно в постель. Казалось, она готова провалиться в сон лет так на тринадцать.

– Еще что-нибудь? – спросил Джарен.

– Я бы не отказалась от геля алоэ, – пробормотала Кива, радуясь, что говорить стало легче. Она, конечно, еще сипела, но теперь голос даже близко не походил на то, что было до быстродействующего нектара сальника.

Она слышала, как Джарен встал, как зазвенели склянки на лабораторном столе, как раздались его приближающиеся шаги. Все это время Кива лежала прикрыв веки, пока не почувствовала, как он взял ее ладонь и начал нежно втирать холодный успокаивающий гель.

Резко распахнув глаза, Кива села.

– Сама справлюсь.

– Ляг обратно, Кива, – деловито велел Джарен.

– Но…

– Закрой глаза и отдохни, – твердо сказал он.

Кива прикусила губу, но возражать не стала: слишком приятным оказалось ощущение геля на коже. Ожогов у нее не было, но последствия пламени все равно не обошли ее стороной: казалось, огонь засел где-то глубоко у Кивы в костях и теперь желал вырваться наружу. Гель из алоэ приглушал это ощущение, а движения Джарена были такими мягкими и медленными, что Кива чуть ли не против своей воли расслабилась.