из свиной кожи. А у отца туфли были из телячьей кожи. Из настоящей телячьей кожи. Отец утвердил кому-то заявку на льготный гроб, и в благодарность человек принес ему туфли из черной кожи. Из настоящей телячьей кожи, они блестели, как зеркало, и когда отец проходил по деревне, в его туфлях отражались дома и деревья Динчжуана.

Деревьев в Динчжуане почти не осталось, так что в туфлях отражались только молоденькие деревца.

Отец уходил прочь из деревни, а дядя провожал его глазами, и когда отец скрылся в переулке, дядя будто очнулся, наклонился за своим брачным свидетельством, развернул его, пробежал глазами и не нашел в нем ничего интересного. В точности такую же бумагу он получал много лет назад, женившись на Сун Тинтин, только одно из имен отличалось и дата стояла другая. Вот и вся разница, и дядя как будто немного расстроился, как будто пожалел о том, что затеял кутерьму с женитьбой, как будто понял, что свидетельство это ничего не стоит. Он уныло потоптался на месте, а обернувшись, увидел Линлин – она вышла во двор и стояла позади него, с бледно-желтым лицом, словно слышала все, что сказал мой отец. И видела, как он швырнул бумаги через калитку. Потому и побледнела, потому и пожелтела лицом, точно от пощечины.

– Знал бы, что так выйдет, не стал бы затеваться, – сказал дядя.

Линлин глядела на него и молчала.

– Ети ж его прабабку! Могли бы и без свидетельства жить вместе, и никто бы нас пальцем не тронул! А после смерти легли бы в одну могилу, и никто бы не посмел нас разделить!

– Да кто бы нас туда уложил? – спросила Линлин. – Стали бы твои отец с братом хоронить нас в одной могиле, кабы не это свидетельство?

И Линлин взяла у дяди бумаги, пробежалась по ним глазами, вчиталась внимательнее и бережно отерла с них пыль, словно умывала свое лицо.

3

И вот странность: стоило отцу принести свидетельства о браке, и жар у Линлин прошел. И никаких лекарств не понадобилось, жар прошел, слабость отступила, и Линлин поправилась, совершенно поправилась. И хотя была она по-прежнему худой, ее тело вдруг наполнилось силами, а кожа вновь засветилась румянцем. Когда отец ушел восвояси, дядя с Линлин вернулись в дом досыпать, и дядя быстро провалился в сон, а проснувшись, увидел, что Линлин даже не ложилась. Пока он спал, она вытерла в комнатах пыль, подмела полы, перестирала одежду. А переделав домашние дела, вышла за околицу и купила в придорожной лавке несколько пачек сигарет и пару цзиней леденцов. Фруктовых леденцов с разноцветными фантиками. Вернулась домой и села у кровати, разглядывала спящего дядю, ждала, когда он проснется.

Дядя проснулся и уставился на ее расплывшееся в улыбке лицо:

– Ты чего?

А Линлин улыбается:

– Я поправилась, жар прошел! – Она взяла дядину руку и положила себе на лоб. – Хочу всей деревне рассказать, что мы расписались.

Дядя испугался, что Линлин забредила в горячке, и сам потянулся к ее лбу, чтобы еще раз пощупать.

А она достала кулек с леденцами, положила его на кровать и говорит:

– Лян… Батюшка… Я теперь совсем здорова, давай пойдем по деревне, угостим соседей свадебными конфетами, пусть знают, что мы расписались. В деревне гуляет лихоманка, свадьбу играть не время, но как ни крути, а конфетами людей надо угостить.

Улыбается и говорит:

– Пусть у нас и второй брак, но мне всего двадцать четыре, в двадцать четыре многие девушки первый раз замуж идут.

Улыбается и говорит:

– Идем, батюшка, пройдем по деревне от крыльца к крыльцу, а как вернемся, я буду без конца величать тебя батюшкой, сотню раз назову тебя батюшкой, обещаю.

Улыбается и говорит:

– Идем, батюшка! Или не хочешь, чтобы я ночь напролет величала тебя батюшкой?

И она смочила полотенце и умыла дядю, как мать умывает своего ребенка, провела полотенцем по дядиным щекам, промокнула в уголках глаз и вокруг носа, обтерла дядины руки, а потом сходила за его рубахой и штанами и одела дядю, как мать одевает своего ребенка, застегнула ему все пуговицы, подхватила кулек с леденцами, взяла дядю за руку и повела на улицу, как мать выводит на улицу своего ребенка.

И они пошли от крыльца к крыльцу, пошли рассказать, что поженились, что получили брачные свидетельства, что зажили честь по чести. Как ходят по деревне с добрыми вестями, так и они ходили от крыльца к крыльцу. Ходили от крыльца к крыльцу, раздавали конфеты. Первым делом пошли к ближним соседям, постучали в ворота – открыла старуха лет под семьдесят, Линлин зачерпнула ей горсть леденцов и говорит:

– Бабушка, угощайтесь. Мы с Дин Ляном расписались, свидетельства получили, в деревне сейчас лихоманка, свадьбу играть не время, так мы принесли вам конфеток угоститься.

В следующем доме к ним вышла женщина лет сорока, Линлин протянула ей горсть леденцов:

– Тетушка, мы с Ляном расписались, свидетельства получили. В деревне сейчас лихоманка, свадьбу играть не время, так мы принесли вам конфеток угоститься. – Линлин ссыпала леденцы соседке в карман, достала свидетельство о браке и сунула ей под нос.

В пятом доме их встретила молодуха, которая недавно вышла замуж в соседнюю деревню, а теперь вернулась проведать родных. Звали ее Сяоцуй, Линлин показала ей свое свидетельство и говорит:

– Сяоцуй, погляди, тебе в управе такую же бумагу выдали? А то больно уж она красная, как бы не оказалось, что фальшивка.

Сяоцуй говорит:

– А за Сяомина ты разве без свидетельства выходила?

Линлин залилась краской:

– Все мне кажется, больно оно красное, даже глаза слепит, прошлое было не таким.

Сяоцуй встала в воротах, повертела бумагу, оглядела ее со всех сторон, проверила на свет, как проверяют деньги, но свидетельство ничем не отличалось от ее собственного, и Сяоцуй сказала:

– Все как у меня, тоже красное, и размер такой же, и надпись, и печать.

– Вот и хорошо, тогда я спокойна. – У Линлин будто от сердца отлегло, она облегченно вздохнула и пошла к следующим воротам. Но тут вспомнила, что не угостила Сяоцуй конфетами, суетливо запустила руку в кулек, вернулась и отсыпала Сяоцуй пригоршню леденцов.

И они пошли дальше, свернули в следующий переулок, и Линлин хотела было постучать в ворота, но вдруг вспомнила, что в их переулке она одна стучала во все ворота, одна натягивала на лицо улыбку и рассказывала людям о радостном событии, одна угощала их сигаретами и леденцами, одна вела все разговоры, а дядя с нахальной улыбкой, с бесстыжей улыбкой топтался за ее спиной, да еще грыз самые вкусные леденцы из кулька, только хруст стоял. Вспомнив об