– Нет, – она подняла виноватые глаза, – хотя меня все родственники уговаривают. Стыдят. Но как?

– Они не помогут?

– Нет, – Ирина отмахнулась, – они только нервы могут трепать.

– Понятно…

– Только это, – она впервые посмотрела мне прямо в глаза, – мы же встречаться с Дашей сможем? Хотя бы пару раз в месяц.

– Конечно, – я торопливо кивнула, – Даше это нужно.

– Хорошо, спасибо, – Ира поднялась, – я тут… в общем, спасибо за дочку.

– И вам спасибо за Дашу, – я встала следом за ней, – она потрясающая девочка. Красивая, умная и талантливая.

В потухших глазах Ирины сверкнули искорки счастья – она улыбнулась в ответ, пролепетала «до свидания» и торопливо вышла за дверь.

Даша позвонила мне моментально, как только мама переступила через порог. Словно почувствовала.

– Ну, как все прошло?

– Хорошо, – я перевела дух, – мы обо всем договорились.

– И что, все нормально?

– Да, – я усмехнулась, – а ты думала, мы подеремся?

– Ну, мало ли, – было слышно, что ребенок выдохнул с облегчением, – вдруг бы она тебе не понравилась или какую-нибудь глупость сказала.

– Так это и я могла, – сама не знаю почему, я развеселилась: как будто груз сняли с души, – не понравиться или глупость сказать.

– Не-е-е, – пробасила Даша, – ты не можешь. Ты умеешь общаться с людьми.

– Ну, спасибо, – я засмеялась, на душе от похвалы ребенка сделалось хорошо, – мы всё обсудили. Ты остаешься с нами и будешь видеться с мамой.

– Да ладно?! – Ребенок не мог поверить своему счастью.

– Я же всегда тебе говорила, что две мамы лучше, чем ни одной.

– Ура-а-а-а! Ур-р-р-р-ра!

Даша кричала в трубку и, кажется, даже прыгала от счастья – во всяком случае, я слышала похожие звуки. А у меня на глаза наворачивались слезы. В тот самый момент я многое поняла: Даша нервничала и показывала дурной характер не потому, что не хотела приживаться в нашей семье. Наоборот. Она боялась, что кровная мама вернется и, не спросив ее желания, заберет назад. Спустя полтора года она уже боялась возвращения в прежнюю жизнь, но ничего не могла изменить. Если б мама позвала, она бы пошла. Как преданная и верная дочь.

Однако возвращение мамы Даши из тюрьмы обернулось в нашей семье не только радостью.

Оказывается, почти два месяца Даша прогуливала школу, умудряясь скрывать это от нас с Денисом и от классного руководителя – ходила только на ее уроки. Потом, когда ситуация вскрылась, убедила Ирину Анатольевну ничего мне не говорить. Сказала, что боится больше всего на свете меня разочаровать. Хотя к тому времени мы прошли уже через такое количество непростых ситуаций, что дочь минимум раз сто могла убедиться – я не разочаруюсь и не откажусь, что бы там ни было.

Казалось, уже появилось доверие. Казалось, Даша убедилась, что я всегда на ее стороне и не предам. Но на деле выходило, что она все еще видит в нас с Денисом враждебную внешнюю силу, а не близких людей.

Только несколько лет спустя мне удалось найти объяснение и той ситуации со школой.

При всем том, что Даша боялась вернуться в прежнюю жизнь, она испытала жуткую боль оттого, что мама не стала прикладывать усилий, чтобы ее забрать. Даже не попыталась этого сделать. Чувство новой отверженности привело к тому, что старая рана снова не давала покоя. Переживания мешали развитию, серьезно тормозили и учебу, и адаптацию в семье.

У всякого сложного поведения ребенка есть свои причины. Слишком сильные чувства. Неудовлетворенные потребности. Небезопасность и стресс. Прежде чем приступить к выбору будущего жизненного пути, важно внести ясность здесь и сейчас. Найти ответы на базовые вопросы: «чей я ребенок?», «кто меня любит?», «кому я могу доверять?».

Другой ребенок

Состоялся суд по лишению мамы Даши родительских прав. Поначалу я отбивалась от этого процесса как могла: последнее, чего мне хотелось, это инициировать подобное дело. С любой точки зрения плохо, когда приемный родитель идет против родителя кровного, пусть даже исключительно в формальном юридическом ключе. Даша могла воспринять это как агрессию по отношению к кровной маме с нашей стороны. Но другого выхода не было. Без лишения прав ребенка не могли оставить с нами. Опека оказалась категорична – сами они по судам не пойдут, хотя, строго говоря, это их обязанность, и если мы не будем сами инициировать дело, мама Даши должна будет забрать ребенка к себе. Нет оснований для опеки при живой и здоровой матери на свободе, которая даже не ограничена в правах.

Мы обо всем этом говорили с Дашей, я объясняла, что происходит, и много раз спрашивала мнения Ирины. Она подтверждала, что так Даше будет лучше, и повторяла: «Я не могу, у меня ни работы, ни денег».

Полгода мы с Дашей и Денисом ездили в Измайловский суд как на работу. То судья заболел, то не хватает нужного документа, то не явился специалист из опеки. Каждый раз уйма времени – два часа дороги в одну сторону, три-четыре часа в зале ожидания, потом дорога домой – и всегда впустую. Шесть месяцев спустя, наконец, все совпали в суде: участники, специалисты, даже документы. Подняли Дашу, попросили дать показания. Она рассказала, как с четырех лет гуляла одна по улицам, как оставалась дома с братом без взрослых. Как однажды мама потеряла ее в метро и долго не могла найти – об этом случае я не знала. Я слушала дочь и беспокоилась о том, что эти слова снова всколыхнут в ней комплекс «предателя» по отношению к маме.

Скажу откровенно: у меня не было уверенности, что мы все поступаем правильно. Да, я хотела, чтобы Даша осталась с нами, несмотря на все наши трудности, мечтала об этом! Уже не представляла жизни без нее. За полтора года срослась с ней, считала своим ребенком, любила всем сердцем. Но в то же время разрыв юридической связи с кровной матерью не казался мне верным решением. Он шел против природы, против здравого смысла. Даша продолжала любить свою маму больше всех на свете. И мама тоже любила ее. Да, она не предпринимала усилий, чтобы забрать Дашу, и выбрала жизнь, в которой нужно было отвечать только за саму себя. Пошла по пути наименьшего сопротивления. Но, возможно, ей нужен был стимул. Вероятно, сработала бы программа реабилитации после выхода из тюрьмы и обязательный курс осознанного родительства, который помог бы понять глубинные потребности ребенка.

Мне очень жаль, что ни программ, ни курсов для таких мам и пап у нас в государстве пока еще нет. Сегодня я вижу в этом важную задачу, одну из составляющих частей деинституализации в стране: курс осознанного родительства по образу и подобию Школы приемных родителей.

Знания должны стать обязательной частью реабилитации и восстановления кровных семей, попавших в трудную жизненную ситуацию.

Со своей стороны буду делать все возможное, чтобы это произошло.