Пока шли суды, мне позвонила сестра Дашиной бабушки. К сложной ситуации она добавила еще и своих переживаний.

– Ирина хорошая мать, – убеждала она меня, – виноваты только наркотики!

– Я знаю, Даша с мамой любят друг друга, – мне было тяжело настаивать на нашем общем выборе, но я не видела другого пути, – только Ирина сейчас не может ни о ком заботиться. Она не готова.

– Нельзя разлучать мать и дочь!

– Поймите, мы никого не разлучаем, – было обидно до слез, – Даша четыре года жила в детском доме. Она была одна, без родных. Это время оставило в ней тяжелый след. Мы забрали ее из учреждения, а не от мамы.

– Теперь все позади! Все хорошо. Ирина вышла из тюрьмы, они с Дашей должны быть вместе.

– Я не тот человек, который препятствует этому, – меня убивало, что она не понимает: отказ семьи от ребенка калечит его, помощь родных нужна была в самом начале, чтобы не дать Даше попасть в детдом.

– Тогда я с Дашей поговорю.

– Ребенку и так тяжело. Вы не представляете, сколько противоположных чувств борется в ней. Как сложно ей принять все, что произошло и продолжает происходить. Ирина сейчас просто-напросто не может ее забрать. Как можно насильно всучить ребенка?

– Так надо их обеих уговорить! Зачем вы держите Дашу у себя при живой-то матери?

Это была беседа глухого со слепым. Я устала объяснять все, что происходило на самом деле. И чтобы свернуть разговор, в итоге просто перешла на доступный человеку язык.

– Ирина не сможет дать Даше образование. А мы с мужем поможем, если Даша сама этого захочет. Кроме того, после 18 лет у нее будет социальное жилье.

Только эти аргументы – как раз второстепенные – в глазах подавляющего большинства людей выглядят единственно значимыми. Мучительный разговор благодаря им был, наконец, закончен.

Большинство людей до сих пор не понимают, что детские дома не помогают детям, а вредят им. Кровные родственники готовы оставлять детей в учреждениях ради социальных услуг: лечения, обучения, содержания. Нет понимания, что институциональное воспитание разрушает ребенка. Лишает его веры в людей.

Конечно, мы обсудили тот звонок с Дашей. Ей было почти шестнадцать лет, я не видела смысла – ни в самом начале, ни теперь – что-то от дочери скрывать.

– Даша, твои родные считают, что вы с мамой должны жить вместе.

– Да?! – Я видела, как страшно она разозлилась. – А где все они были, пока я сидела в детдоме? Меня кто-то к себе забрал? Кто-то ко мне приходил?

– Нет…

– Вот пусть и не лезут теперь со своими советами! Это вообще не их дело!

Вопрос был решен, и уже ничего нельзя было изменить. Смешанные чувства остались у каждого из нас, но нужно было жить дальше…

Время шло. Даше исполнилось шестнадцать лет. Мы праздновали это событие в кругу семьи, прилетела любимая Дашина бабуля – мама Дениса, моя замечательная свекровь. У Ирины Сергеевны редкий дар принимать всех детей и радоваться каждому. В ответ наши дочки и сыночки обожают ее, видели бы вы их лица, когда бабуля приезжает к нам в гости! Мне кажется, Нэлла унаследовала от нее этот талант.

К шестнадцати годам, через три года жизни в нашей семье, Даша поверила, наконец, что мы ее любим. Что никогда не оставим и не предадим, что бы ни случилось.

С того благословенного дня ребенка как подменили. Дочь перестала бороться с нами. Она превратилась в помощницу, в ответственную разумную девушку, которая знает, чего хочет в будущем. Это были словно два разных ребенка – Даша в период адаптации и Даша теперь. Но я-то знала, что она та же самая, просто доверилась, наконец, расслабилась, стала собой.

И наша жизнь, без преувеличений, превратилась в рай.

Семья, наконец, обрела новые границы, заключив в свои объятия Дашу Большую и Гошу. Нэлла повзрослела, достигла совершеннолетия и начала жить отдельно, но при этом сохраняла с нами всеми тесную связь. Мама с папой стали – я уже не верила, что это когда-то произойдет – авторитетами для всех четверых детей. А нехитрые семейные правила оказались логичной частью жизни. Уроки – ответственность детей, но родители всегда готовы помочь. Домой приходить не позже 22:00, чтобы никто не волновался. Уборка по воскресеньям. Даже с питанием дело более-менее наладилось: у Даши пропала потребность переедать. Она больше не съедала все, что ей нравилось, до конца, до последнего кусочка. Порции стали обычными, фигура от этого серьезно выиграла, что радовало саму Дашу. Она больше не называла себя «толстой» и «страшной». Хотя то, что было в списке ее «табу» – суп, печень, рыба, вода, – так и осталось в нем.

Наше общение все меньше крутилось вокруг бытовых вопросов и все больше времени, а главное сил, оставалось для разговоров на действительно важные темы. Мы по очереди закрывались то с Гошей, то с Дашей на кухне по вечерам, пили чай и болтали обо всем на свете.

– Даша, скажи, а какой ты видишь свою жизнь через десять лет?

– Нууу, – она больше не кричала, что «все равно сдохнет» и нет смысла рассуждать о подобной чепухе, – я получу образование, буду работать и, наверное, уже выйду к этому времени замуж.

– А кем ты хотела бы работать?

– Я тут подумала, – она улыбнулась, – что мне было бы интересно писать статьи на социальные темы.

– Писать?! – я чуть не подпрыгнула до потолка от счастья.

Надо же! Неужели и с большими детьми наследственность может сработать вот так – передаться воздушно-капельным путем?

– А почему нет? – рассуждала она. – Первое, что я бы сделала, это взяла бы интервью у человека на пожизненном заключении. Не представляю, как себя чувствуют такие люди. О чем он думает и чем живет.

– Это непростая работа.

– Да, – она кивнула, – но очень интересная.

– Здорово! А дети? У тебя будут дети?

– Нет, – обрубила она, и мне послышались отзвуки ее прежней боли, – если только намного позже. Я пока не хочу детей.

– Пока точно не нужно! А если через двадцать лет?

– Мам, я не знаю. Посмотрим.

И дальше мы вместе мечтали, где Даша хочет жить, какие шаги нужны, чтобы со временем поменять маленькую квартирку на загородный дом. Иногда Даша говорила, что, может быть, переедет в Испанию – понятно, что там трудно с работой и вообще не так-то просто встроиться в жизнь чужой страны – но, если будет огромное желание, можно приложить усилия и попробовать.

Это были прекрасные минуты. Одни из лучших в моей жизни. Я их ценила особо – и с Нэллой, и с Гошей. Но с ними мы разговаривали гораздо чаще, больше времени проводили с каждым наедине. А Даша все еще оставалась немного закрытой. Правда, я уже не думала о том, что она до сих пор мне не доверяет. Просто приняла эту особенность ее характера. В конце концов, я тоже не самый открытый в части демонстрации своих чувств и эмоций человек. Поэтому мне было довольно легко в этом ее понять.