Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джорджи опустила камеру и облизнула пересохшие губы.
— Поэтому он сам дал тебе работу. Пригласил домой уличную девчонку, которую увидел впервые, и дал ей возможность жить в нормальном доме.
Чаз резко повернулась: гордая, непокорная, дерзкая, открыто злорадствующая.
— Он вообразил себя самым умным! И не понимал того, что я могла вонзить в него нож и украсть все деньги. Он, видимо, не знал, насколько подлыми могут быть люди! Теперь понимаете, почему за ним нужно приглядывать, почему его нужно опекать?
— Понимаю, — кивнула Джорджи. — Раньше не понимала, зато понимаю теперь.
— Сомневаешься, что я смог бы выстоять против такой коротышки, как ты? — спросил Брэм.
Чаз, словно не слыша его, схватила бумажное полотенце и шагнула к Джорджи.
— Теперь, когда вы получили все, что желали, может, оставите меня в покое?!
— Конечно, — согласилась Джорджи. — Конечно…
С этими словами она вышла из кухни.
Джорджи, закрывшись в ванной Брэма, отмокала в воде. И ее, и Чаз предали мужчины. Конечно, участь Чаз была намного ужаснее: ей пришлось жить на улице. У нее же все было не так… Брэм отвратительно обошелся с ней на яхте, потом ее публично бросил муж, обещавший любить вечно. Теперь и она сама, и Чаз пытались найти собственную дорогу в жизни. Но рассказала бы Чаз свою душераздирающую историю, не окажись в руках Джорджи камера?
Так отражает ли камера реальность или изменяет ее? И способна ли она изменить будущее? Теперь, снятая на пленку, история, наверное, поможет Чаз покончить с прошлым и идти дальше. Но поразительнее всего было то, что съемка позволила Джорджи увидеть и свою жизнь в ином свете.
Единственная часть рассказа Чаз, которая по-настоящему шокировала Джорджи, — это история с Брэмом. Он уничтожил мир, но стал спасителем Чаз. Она узнавала о нем все больше нового, и ни одно открытие не вписывалось в тот образ, который она себе когда-то нарисовала. Брэм гордо заявлял, что ему плевать на всех, кроме себя самого, но и это оказалось не совсем правдой.
Джорджи вымыла голову, высушила волосы и наложила на веки дымчатые тени. Натянув темно-красные брючки-стретч и переливающуюся серебристо-серую свободную кофту, она покрутилась перед зеркалом. Осталось дополнить наряд серебристыми балетками и серебряными серьгами абстрактной формы.
Спустившись вниз, она увидела нервно метавшегося по холлу Брэма в белых брюках и рубашке.
— Я думала, ты, как всегда, будешь в джинсах, — съязвила она.
— Я поначалу и собирался надеть джинсы, но передумал, — бросил он.
— Ты похож на Роберта Редфорда в «Гэтсби», — заметила Джорджи. — Только выше и шире в плечах. Но заметь: это всего лишь констатация факта, не комплимент, так что можешь не благодарить.
— И не собираюсь. — Брэм окинул взглядом ее наряд. — Ты и сама неплохо выглядишь. А глаза у тебя…
— Как у лягушки.
Брэм поморщился:
— У тебя прекрасные глаза. Большие зеленые глаза. И вообще, тебе давно следовало бы распроститься с комплексом неполноценности.
— Я просто реалистка. Круглое лицо, лягушачьи, навыкате, глаза, рот до ушей. Но мне снова начинает нравиться мое тело. И я не собираюсь в будущем уродовать его силиконом.
— Никто и не просит тебя этого делать, — воскликнул Брэм, — тем более я! А лицо у тебя вовсе не круглое. Единственное замечание — вместо розовой помады накрась губы красной. У тебя чувственный рот, и это следует подчеркивать. Я имел удовольствие интимно познакомиться с твоими губами и готов сказать, что они великолепны.
Брэм провел ладонью по ее бедру.
— Это констатация факта — не комплимент.
Ситуация становилась взрывоопасной, поэтому Джорджи сбила «неправильный» настрой Брэма дружеским предложением:
— Если хочешь, чтобы Рори поверила в то, что ты исправился, предлагаю на вечер отказаться от выпивки.
— И что, мне пить только чай со льдом?
— Именно, — согласилась Джорджи и направилась на кухню проверить, как дела у Чаз.
Девушка расставляла стаканы на подносе и давала указания Эрону:
— Переворачивай цыплят гриль каждые четыре минуты. Не дольше. Понял?
— Я все понял, и с первого раза. Не надо мне повторять это через каждые две минуты.
— И положи на говядину веточки розмарина.
Проигнорировав Джорджи, она стала мыть помидоры.
— Потом полей эскалопы сладким соусом чили и помни: свинина быстро пересыхает на огне, так что не передержи.
— Слушай, давай ты сама будешь управляться с грилем, — пробормотал Эрон.
— Можно подумать, мне больше нечего делать.
Чаз была в обычном дурном настроении, что весьма успокаивало. Джорджи обратилась к Эрону:
— Ты отлично выглядишь! Не пойму, что с тобой?
— Я сегодня его подстригла, — фыркнула Чаз.
Эрон негодующе уставился на нее и проворчал:
— По-моему, я и раньше неплохо выглядел.
— Но сейчас ты просто красавчик. — Джорджи окинула Эрона взглядом. — Спасибо, что помогаешь Чаз, — поблагодарила она. — Если она станет слишком опасной, разрешаю тебе воспользоваться перечным спреем.
— Если воспользуется им — сам пострадает, — парировала Чаз. Она, как всегда, выставляла иголки, но все еще отказывалась смотреть на Джорджи.
Та стиснула руку Эрона:
— Когда ужин закончится, напомни мне выплатить тебе сверхурочные за работу в условиях, связанных с повышенным риском.
В проеме двери показалась голова Мег. На девушке была очень короткая изумрудно-зеленая туника, голубые легинсы с леопардовым рисунком и оранжевые сапожки до щиколоток.
Узкая, сплетенная косичкой джутовая головная повязка сменила красное пятнышко на лбу.
Мег улыбнулась и раскинула руки.
— Ну что, как я выгляжу? Правда же, сказочно?
Джорджи кивнула, хотя была достаточно хорошо знакома с Мег, чтобы знать: та в глубине души не верит комплиментам. Пусть она носила куда более вызывающие наряды с куда большим апломбом, чем мать — бывшая супермодель, но все же считала себя гадким утенком. И все равно Джорджи завидовала отношениям Meг с ее знаменитыми родителями. Несмотря на всякого рода сложности и недоразумения, они, безусловно, любили друг друга.
В дверь позвонили, и к тому времени как Джорджи появилась в холле, Брэм уже впустил Тревора.
— Полагаю, вы и есть миссис Шепард? — спросил он у Джорджи и вручил ей подарочную корзину с дорогими спа-продуктами. — Не хотел потакать пьянству Брэма, принося в дом алкоголь.
— Спасибо.