– Но сейчас же ты не пьешь, – тихо возразила она. – Что ты чувствуешь сейчас?

Джон выпрямился в кресле и перевел взгляд на камин. Так он сидел неподвижно, и Роза решила, что отец попросту проигнорировал ее вопрос. Но неожиданно для нее он снова подал голос.

– Думаю, я забыл, что это такое – чувствовать, – проговорил он, устремив взгляд серых глаз на дочь. – И, наверное, мне уже поздно учиться этому искусству заново. Самое малое, что я могу сделать, – это признать, что я принес много горя близким людям и несу полную ответственность за содеянное.

Роза готова была разразиться водопадом слов, но вовремя прикусила язык. Кажется, только что отец сказал ей самое важное и значительное из того, о чем они успели переговорить с момента их встречи.

– Твоя работа… все эти полотна, которые ты создаешь по заказу Фрейзера… они ведь не очень тебя вдохновляют, насколько я могу судить. Или ты черпаешь вдохновение в тех испытаниях, через которые тебе пришлось пройти? Как-то я не вижу пока прямой связи между тобой и твоими полотнами.

– А никакой связи и нет! – Джон стремительно подался вперед. – Это все… обычные постеры, и только. Я в свое время заложил свою жизнь под очень высокий процент, пустил ее вразнос, вот теперь приходится платить за все! – Отец замолчал и сплел пальцы рук. – Кстати, я могу помочь вам с Мэдди финансово. Для того чтобы обеспечить тебе новый старт. Могу подыскать новый дом, помочь с рентой, купить новую машину, если она тебе нужна. Словом, я готов помочь тебе стать на ноги. У меня для этого достаточно средств.

– То есть ты все же хочешь, чтобы мы с Мэдди уехали из Милтуэйта? – тихо спросила Роза. Она не чувствовала ни обиды, ни злости, потому что хорошо видела, как отчаянно пытается этот, в сущности, чужой ей человек стать заботливым и любящим отцом, но просто он совершенно не представляет себе, что это такое – быть любящим отцом. Да и понимает ли он вообще, что такое доброта? – Решил выкупить у нас свое собственное одиночество?

Джон отрицательно покачал головой.

– Вовсе нет! Если желаешь остаться в Милтуэйте, оставайся! Пожалуйста! Я почти к вам привык, и Маделина – вполне сносный ребенок, коль скоро речь зашла о маленьких детях.

Роза сделала глубокий вдох, понимая, что наступил ее черед быть откровенной до конца.

– Видишь ли, – начала она осторожно, – я приехала сюда вовсе не для того, чтобы отыскать тебя. Просто так получилось, что ты оказался здесь. А вообще-то я тут потому, что мне некуда было ехать. Всю жизнь я прожила на одном месте, и когда пришлось принимать решение, я вспомнила только про Милтуэйт. Глупо, конечно, но мне почему-то казалось, что именно в Милтуэйте я найду нечто такое, что поможет мне понять собственную жизнь. И даже сделает меня счастливой. А в результате я нашла тебя. Не скажу, что я сильно обрадовалась. Я поначалу не хотела встречаться с тобой. Ужасное чувство, когда сама не знаешь, хочешь ли ты увидеться с родным отцом. Хочу, чтобы ты понял одно. В Милтуэйт я явилась вовсе не для того, чтобы снова обрести отца и воссоединиться с ним. Или, наоборот, начать выяснять с тобой отношения. Приехала я сюда, потому что должна была уехать куда-то. И вот приехала, а ты здесь. Но теперь я понимаю, что ничего, кроме пользы от того, что я узнаю тебя поближе, не будет. Во всяком случае, это гораздо лучше, чем вообще ничего не знать о тебе. Возможно, со временем мы сможем стать друзьями.

Джон немного помолчал.

– Если хочешь, можешь оставаться здесь, – проговорил он. – Там наверху есть небольшая комнатка. Правда, она вся завалена всяким хламом. Надо разобрать это старье… Но если ты хочешь, то…

Роза затаила дыхание. Было слышно, как потрескивает старый дом, видно, тоже затаившись в ожидании ее ответа. Отец терпеливо ждал.

– Я… нет, пожалуй, пока еще рано об этом говорить, – сказала она неуверенным тоном после короткой паузы. – Тебе нужна свобода, а тут мы с Мэдди будем вечно путаться у тебя под ногами. Мэдди тебя быстро уморит своими бесконечными вопросами…

– Ты абсолютно права! – проговорил отец, отворачивая от нее лицо. – Пожалуй, я действительно несколько… перестарался в своем желании угодить тебе. Молодец, что не купилась на мои щедроты! Можно мне тоже задать тебе один вопрос? – Роза выжидательно уставилась на Джона. – Скажи, что заставило тебя бежать из родного дома и устремиться в место, которое было тебе известно только по открытке?

Лицо Розы исказилось, словно от невыразимой боли, и она молча отвернулась.

– Пока еще слишком рано… слишком рано говорить об этом, – прошептала она едва слышно. – Просто тот человек… он переступил черту, которую не имел права переступать. И впредь я не позволю ему это сделать снова. Вот все, если вкратце.

Выражение лица Джона осталось непроницаемым. Он молча принял информацию к сведению.

– Что ж, – подытожил он через какое-то время. – Постараюсь сделать то немногое, что в моих силах. Предприму еще одну попытку стать тебе отцом, пока у меня остались какие-то силы.

– О, вот вы где! Привет! – Мэдди широко распахнула дверь и влетела на кухню, не замечая той напряженной атмосферы, которая царила в комнате, залитой неярким августовским солнцем. Эмоции переполняли и отца, и дочь.

– А я уже закончила! – не преминула похвалиться девочка. – Есть еще что-нибудь, на чем можно рисовать? Бутерброды без масла, как я и просила?

Роза вернулась в гостиницу одна. Понимая, что им с отцом не стоит более вести судьбоносные разговоры (хватит на сегодня!), Роза попыталась уговорить Мэдди вернуться в гостиницу на ленч. Но Мэдди категорически отказалась. Ее особое упрямство изводило Розу своей изощренностью почище любых китайских пыток. Как говорится, капля по капле и камень дробит. И вот уже Джон был вынужден снова оторваться от своей работы и заняться подготовкой нового холста для внучки. На сей раз он взял холст размером в рост девочки, заранее предупредив, что она должна продумать такой сюжет и композицию, на которые потребуется как минимум неделя работы. Мэдди с интересом участвовала в процессе. Вначале Джон взял деревянную рейку и измерил рост внучки, потом распилил рейку на четыре одинаковых отрезка и ловко соорудил подрамник, на который натянул холст. Мэдди все время вертелась рядом, засыпая деда градом вопросов. А что он сейчас делает? А для чего это надо? Скоро ли он закончит работу?

Для нелюдимого человека, давно отвыкшего от пустопорожних разговоров, он вел себя безупречно. Ибо не каждый смог бы вынести назойливую манеру Мэдди без конца повторять одни и те же вопросы. Но Джону нравилось беседовать с внучкой. Ему, наверное, вообще нравится беседовать о том, что он знает, догадалась, хоть и с опозданием, Роза. Вот почему он так охотно делится своими обширными профессиональными знаниями с Мэдди. А, может, срабатывает и примитивный инстинкт, кровные узы. После стольких лет одиночества художник обрел не просто близкого человека, а родную внучку, которой может передать свой колоссальный опыт. И она уж точно сохранит память о своем дедушке, когда его не станет, тем самым продлив его существование в вечности. Ведь и он сам пытается воскрешать из небытия дорогих ему людей, в память о которых хранит старые вещи.