— …но сначала прочитай… — откуда-то взялась в его руке «желтая» газетенка, очень популярная в Штатах.

«…Роман Вениаминович Волгин — дед трагически погибшего миллиардера Никиты Соломата… Будучи антропологом, исследовал Южную Америку… и своё состояние он сколотил… самым обыкновенным грабежом. Коллекция редчайших диковинок, собранных Волгиным… оценивалась в несколько сот миллионов долларов… Но была среди них одна, потянувшая кровавый шлейф из экваториальных лесов Амазонии в северную Россию…

Око ягуара…

Именно его кража и жестокое убийство шамана Сована Энканти… потрясли учёный мир двадцать восемь лет назад. О преступлении… заявила беременная жена шамана — Вайомия. Она преследовала убийцу мужа с требованием вернуть Око её племени…

“Мальчик из твоего рода примет всю силу Ока. Только мой сын — истинный наследник Глаза Чёрного Ягуара — обуздает её” — предрекла Вайомия учёному.

Бродяга, внештатный корреспондент…»

О, флаг Америки!

— Ты… — начала я и запнулась, не веря смутной догадке.

— Демонтин Уокэнда Энканти. Шаман племени майорунов… И я свёл счёты предков. К нулю.

Мужчина смотрел на меня бесстрастно и неотрывно. Настоящий змей. И сколько бы я ни искала в нём враждебности — её не было. Лишь глобальное нечеловеческое какое-то древнее спокойствие и терпение, будто ему не двадцать семь лет, а все пять тысяч.

— Но почему?.. Как?.. А я… Подожди… А Никита, он…

Тёплая рука Джейкоба… вернее, Демонтина — это от слова «демон»? Ох, что за дурные мысли?! — накрыла мою ладонь:

— Всё. По. Порядку. — Он снова откинулся на спинку кресла, чуть выше поднял подбородок и теперь смотрел на меня из-под чуть опущенных ресниц. — Я читаю вопросы на твоём лице и отвечу на них. Но кое-что из того, что скажу, ты не сможешь рассказать Никите…

Я в этом не сомневалась и даже уточнять, что именно не смогу сказать — нужды не было. Ментальная сила этого человека зиждилась на опыте предков. Индейцы свято хранят свои тайные знания, а майоруны… Дрожь прошла по коже… Насколько мудр и силён этот человек, обладавший древнейшей памятью великих майя и обременённый целью мстить, можно было лишь приблизительно предположить.

Святые мандаринки! Если клитор — то с палец, если влюбиться — то в миллиардера, если перейти дорогу — то высшему шаману! Жизнь не мелочится на сюрпризы для меня!

— После суда моя мать поняла, что бороться с белыми людьми за справедливость нужно их же методами, — начал рассказ Демонтин, — она перебралась жить в Соединённые Штаты, работала чернорабочей в кафе, делала и продавала индейские сувениры, даже предсказаниями не брезговала. Я рос в трущобах, много времени проводил в племени и видел огромную пропасть между людьми. Мать скопила деньги мне на юридический колледж, но я поступил на фармаколога, а в университете выбрал специальность психолога и после его окончания работаю в ФБР профайлером…

Демонтин рассказывал захватывающую историю его жизни. По-настоящему захватывающую. Время текло как-то странно — за окном уже стемнело, а было ощущение, что мы разговариваем всего несколько минут. Кажется, мы оба не пошевелились ни разу за всю ошеломляющую исповедь человека, который разобрал нас с Никитой на ингредиенты и собрал заново — правильно, безжалостно удалив поврежденные.

— …такова психология человека, — повторил уже однажды сказанные им слова, чуть дольше задержав на мне внимательный взгляд. — «Феномен стресса» запускается гипоталамусом, в кровь выбрасывается много гормонов, подавляющих воспалительные и прочие негативные биологические процессы. Это своего рода направленная сублимация эмоций, главенствующих в момент стресс-фактора. Обратный стресс.

— Но это интервью… — у меня даже дыхание перекрыло комком в горле — ведь Ник черт знает что обо мне теперь думает!

— Это была лучшая комбинация, которую я для вас сложил, — впервые за всю беседу Демонтин чуть улыбнулся.

— Клевета и все эти нервы — это идеальная комбинация?!

— Очень жаль, что удалось встроить всего одну такую. Для тебя одну, — выделил психолог, а у меня мороз по коже прошёл — что же он устроил Никите?!

— И что она дала мне?

— Разве не ты должна ответить на этот вопрос? — четкая бровь индейца чуть дрогнула.

Он ждал. Я вдруг почувствовала себя на экзамене: если не вынесу урок из всего сейчас, грядет пересдача. А на что способен сидевший напротив «преподаватель», я даже думать пугалась. Кусала губы, вспоминая все свои эмоции, но мало что приходило в голову. Но кое-что я вынесла для себя совершенно точно:

— Я была слишком болтлива, — муки совести, доведшие меня до суда — это однозначно хорошо усвоенный урок. Но весь вид Стэйры у здания суда и её голос, когда я позвонила и сказала, что она за всё ответит… — Я должна была выслушать ее…

Демонтин загнул один палец.

И внезапно всё сложилось:

— Ты как-то заставил её так разговаривать со мной. Потом заставил ее дать это интервью. Тебе нужно было поссорить нас. Она тогда была единственным человеком, кто мог мне помочь, но ты… — осеклась. Я хотела обвинить индейца в том, что он… — Заставил меня справляться со всем самостоятельно. Вот в чём всё дело…

Демонтин сжал кулак:

— Пять из пяти, Несси.

— А что это дало Никите?

— Это его история, — отказал мне в ответе. — Но так я смог задержать его в Москве, пока он кое-что не понял.

— Что? — спросила, и по коже побежали мурашки от предчувствия самого важного в моей жизни ответа.

— Что он уже не болен. Он вернулся, Несси…

***

США, Майами

В Майами нет времен года.

Я переоделся в легкие джинсы и темно-синюю футболку, вышел из самолёта. К особняку Саммерсов подъехали через сорок минут. Сидел в машине, пока двое агентов ФБР не попали в дом. Спустя пару минут вошёл следом в компании Армата и двух его парней.

— …подозреваетесь в покушении на убийство… — слышал фэбээровца, когда входил в гостиную, держа в руках конверт с готовым анализом ДНК, который Линда получила бы только через три дня.

Вернее, два конверта. В одном мое отцовство не подтверждено, потому что Герман мне не биологический отец. Но моя мать, которая могла бы обеспечить моему ребенку хорошее будущее, отказалась это сделать. Как когда-то отказалась от меня, а потом и от Стаса. Но я — не моя мать. Не испытывал к ней безусловной любви, как в раннем детстве. Это мое чувство досталось моим детям.

Я слишком часто стал говорить «моё». Улыбнулся этой мысли как раз в тот момент, когда пара несостоявшихся киллеров повернулась и посмотрела на меня.

— Ты… — в широко распахнутых бледно-голубых глазах женщины застыл немой ужас, на фоне которого, как по льду, проскользило очень много разных мыслей. Горькая улыбка заиграла на её губах: — Ненавижу тебя, ублюдок… — покачала головой обречённо.