очень правдоподобные, но и не невозможные. Может, он напился и пешком отправился в Убиарко, вчера все изрядно выпили, а он потом наверняка еще сидел и тянул виски. Клара скажет, что видела его в гостиной с бутылкой. Пешком далеко ему не уйти, а в машине отец отказал Игнасио наотрез, зная, что для того это будет слишком большим соблазном сбежать от работы в гостинице.

Клара соображает быстро. Хана подчиняется, словно тело ей не принадлежит, словно случившееся ночью – просто страшный, прилипчивый и мерзкий сон. Клара предупреждает, что в “Голубой дом” может нагрянуть полиция. После того, как объявят об исчезновении Игнасио. Нужно сохранять хладнокровие. Донья Эльвира может припомнить пересуды о том, что у господина “особые” отношения с одной из служанок. Хана должна все отрицать. В самом крайнем случае пусть признает, что сеньор пытался сблизиться с ней, но она простая деревенская девушка, разве может она притязать на такого господина. Да она и мечтать о таком не смела.

В гостинице по-прежнему тихо. До рассвета часа два. Клару беспокоит, что в библиотеке разит аммиаком. Она вдруг осознает, что кресло до рассвета не просохнет. Глаза обшаривают комнату. Так, вот недопитая бутылка кофейного ликера, вылить остатки на кресло. Крепкий кофейно-приторный дух перебьет аммиак, а также это объяснит, почему кресло мокрое. Она кладет бутылку на подоконник прямо над креслом, тут же перевернутый стакан, вторую пустую бутылку, из-под виски, бросает на само кресло, предварительно расплескав остатки по ковру. Молодой хозяин перебрал с алкоголем, залил тут все вокруг. А потом решил прогуляться, спустился пьяный к пляжу, а там захотел искупаться. Хана слышала, что Игнасио такое проделывал не раз, сильно набравшись. Он же, в конце концов, прожигатель жизни. Может, Кантабрийское море решило забрать тело этого пьянчуги благородных кровей, течение подхватило его, и воды сомкнулись над ним, чтобы выплюнуть где-нибудь на пустынном пляже или у крутых скал.

К счастью, постояльцев еще нет, сезон начнется в середине июня, у них в запасе неделя. И их никто не видел.

Они должны быть сильными, должны поверить в свою версию истории, как будто она и есть правдивая, настоящая, истинная. События этой ночи – сон. Ночной кошмар, который они позабудут, как позабыла про них удача. И сейчас они отправятся спать. А утром встанут одними из первых, как обычно, и примутся готовить завтрак. А когда отнесут завтрак господину в комнату, то обнаружат, что его там нет.

Забравшись в постель, такую холодную и бесприютную, Хана начинает всхлипывать.

– Что же мне теперь делать? – спрашивает она.

– Продолжать жить, как мы всегда делали, – отвечает Клара. – И угомонись, – мягко добавляет она, – не шуми. Мы же спим.

Хана понимает, но не в силах остановить рыдания.

– Без Игнасио могут и гостиницу закрыть. Его отец всю Кантабрию на уши поставит. Нас поймают, Клара. И отведут на гильотину. Я хочу умереть. Я хочу умереть! Господи, как же так? – И Хана срывается в яростный плач. Безнадежный, усталый. Ее тело сотрясается, отказывается принимать эту ночь, случившуюся дикость, руки тянутся к животу, пока еще плоскому, хотя где-то внутри уже растет сгусток из крови и плоти.

Клара обнимает сестру, укачивает, баюкает. Утешает ее, не в силах утешить саму себя. А может, ей и не нужно утешение. Может, она видит справедливость в том, что тело Игнасио болтается где-то в темном царстве рыб.

– Сохраняй спокойствие. Все обойдется, – пытается внушить она Хане. – Мы это все скажем и полиции, не забудь. Так оно и было. Ты не ходила в спальню к этому выродку. Ночью ничего не было. Мы спали. И ни слова лишнего. А если будут спрашивать, было ли у тебя с ним что, скажешь, что нет, и дело с концом. Скажешь, что ты слышала, как обсуждали его помолвку с той девушкой из Сан-Висенте-де-ла-Баркера.

Хана резко прекращает рыдать.

– Но, Клара, а что мне делать с животом? Боже мой, он же скоро начнет расти.

Ее душат слезы – до боли в горле, в желудке, в легких.

– Я подумаю. Мама мне рассказывала о разных травах. И бабушка. Я знаю, какие помогут избавиться от ребенка.

– Клара! Нет…

– Да знаю я. Это грех. Смертный грех. Невинный младенец не то что этот ублюдок. Но мы что-нибудь придумаем.

– Мы не можем навредить малышу, Клара. Не можем. Я думала… что если будет мальчик, то назову его Антонио.

Клара грустно улыбается. Сестра, кажется, уверена, что будет мальчик. Малыш Антонио, которого война убила в их жалком укрытии в тот жуткий день, сам того не желая, забрал с собой частицу их душ.

– Ты права. Мы не станем ничего делать с ребенком. Я найду выход. Никто ни о чем не узнает.

– Этот грех не отмыть, Клара. Игнасио мертв. Мы сбросили его с обрыва.

– Не отмыть не грех, а скандал, – резко отвечает Клара. – Он получил по заслугам. Не забывай, что он собирался тебя бросить, словно какую-то шавку. Он получил по заслугам, – с убеждением повторяет она. – На войне мы и похуже вещи видали, и ничего. И хватит плакать, завтра глаза будут опухшие.

Она ласково вытирает Хане слезы и вновь принимается баюкать ее.

Сестрам не удалось заснуть. Обнявшись, они пытаются свыкнуться с этим новым миром, в котором им предстоит жить, – миром, где лишь испытания, тоска, чувство вины и пустота. Но Клара, не желающая остаться навсегда в этом лабиринте расходящихся тропок, уже различает выход. Может, они еще смогут спастись. Хотя бы Хана. Она обязана заботиться о сестре и будет рада делать это. Клара убеждена, что должна добыть для младшей сестры хотя бы толику счастья, она в ответе за ее судьбу. Настало время позаботиться о Хане как следует. И она ни перед чем не остановится. Она отдаст всю свою жизнь, которая после смерти мамы и маленького брата кажется ей будто бы позаимствованной. Она станет щитом и трамплином для сестры. Клара ощущает, как ее наполняют свобода и сила, – ей нечего терять.

Ночь все тянется, оставляя отметину на всю жизнь, впечатываясь в их души. Они сделали титаническое усилие, пережили кромешный ужас и невозможную боль. Они стерли все следы и придумали план. Ночь была такая трудная. Неудивительно, что ни одна не заметила, как из темноты, когда они возвращались от обрыва, за ними следили удивленные глаза.

В принципе, для расследования больше нужны светлые головы, чем средства.

Северо Очоа (1905–1993), испанский биохимик, лауреат Нобелевской премии

Пятница, 12 июля, 08:30.

После бури