Он, должно быть, боялся, несмотря ни на что, встречи с полицейскими и до сих пор не решил, какую же безумную историю рассказать им.

И потом продавец заорал на него и потребовал объяснить, что мальчик там делает, и Кути в полной растерянности, только чтобы умиротворить его, купил массу всякой совершенно ненужной всячины: коробку «Удивительного инсектицидного мела», кассету 35-миллиметровой фотопленки и миндальный батончик «Херши». Все это было выставлено прямо около кассы. Сейчас он нес скомканный пакет за пазухой легкой рубашки.

Когда он наконец покинул магазин и поковылял дальше на восток, прочь от меркнущего света, то притворился, будто воображаемый призрак Эдисона взял на себя вину за то, что Кути спрятался от патрульной машины. «Ну, извини, конечно, – сказал он себе от имени призрака, – но я не могу позволить себе попасть в руки полицейским – у меня библиотечные книги не сданы с 1931 года!»

Теперь же Кути вынудил себя оттолкнуться от стены и направиться к двери бара. Под дымным вечерним ветерком ему было холодно в рубашке поло, и он надеялся, что в баре будет тепло.

(Ламповое стекло почернело от копоти. Если соскоблить это черное вещество, представляющее собой чистый углерод, его можно спрессовать в форме небольшой кнопки, и эту кнопку можно присоединить к металлическому диску. Можно в другой комнате сжать зубами инструмент, связанный с этой конструкцией, и через зубы и кости черепа услышать более ясные, более громкие звуки.)

Кути открыл дверь на себя левой рукой, потому что правая все так же стучала зажатым между пальцами четвертаком по натянутой коже ладони. Тап… тап… тап… тап-тап-тап… тап… тап… тап…

Исходящее давление вырвавшегося из бара теплого воздуха взъерошило его курчавые волосы – застоявшийся воздух, насыщенный запахами пива, и сигарного дыма, и пропотевших рубашек, и вибрирующий от записанного звука гитары мариачи, и пощелкивание и чуть слышный рокот бильярдных шаров, катающихся по лысому зеленому сукну. Попирая подошвами «рибоков» отражающийся в линолеуме желтый свет, он пробрался к ближайшему из двух пустых барных стульев. Бармен равнодушно взглянул на него сверху вниз поверх густых усов.

– У вас есть телефон? – спросил Кути, довольный тем, что его голос не дрожит. – Я хотел бы, чтобы кто-нибудь позвонил от моего имени.

Бармен лишь смотрел на него. Мужчины, сидевшие перед стойкой на высоких стульях, вероятно, тоже смотрели, но Кути боялся взглянуть кому-нибудь из них в лицо. «Они узнают меня по тем рекламным щитам, – думал он, – и сдадут. Но разве я сам не этого хочу?»

– Telefono, – сказал он и в отчаянной пантомиме поднял левую руку к подбородку, как будто хотел посвистеть в пустую бутылку от кока-колы, а правую приложил к щеке, подняв пальцы к уху. – Алло, – произнес он в пространство над левым кулаком. – Ал-ло-о!

Пальцы левой руки с зажатой монетой продолжали дергаться, и он запоздало понял, что ритм, который они отбивали о ладонь, был сигналом бедствия SOS азбукой Морзе; одновременно он заметил, что жестом имитировал использование одного из старинных телефонов с раздельными наушником и микрофоном, Лорела и Харди.

«SOS? – спросил он себя – и тут же внезапно и как бы со стороны подумал: – Что это, что не так?»

В следующий миг ему пришлось ухватиться за пухлое обтянутое клеенкой сиденье высокого табурета, чтобы удержаться на ногах.

Рот Кути открылся, и несколько долгих секунд из его горла вылетали нечленораздельные, но явно похожие на диалог пары кошек воющие и визгливые трели; в конце концов, когда его лоб уже пылал и покрылся потом от усилий, с которыми он сопротивлялся происходящему, а из носа вытекла сопля, доставшая аж до подбородка, он прекратил борьбу и позволил себе пассивно расслабиться.

– Конечно! – прорезался наконец его довольно четкий голос. – Ко-неч-но-о, – повторил он, растягивая слово и подчеркивая его. Он поднял голову к бармену. – Спасибо, парни, – сказал голос Кути, – но все это ерунда. Извините и не берите в голову. Простите, что потратил ваше время. Эй, по пиву всем за мой счет. – После паузы голос Кути продолжил: – Мальчик, положи немного денег на стойку.

Сообразив, что обращаются к нему – его же собственным ртом! – Кути поспешно сунул руку в карман джинсов и, не вынимая всей стопки банкнот, отделил и вытащил одну. Это оказалась пятерка; вероятно, этих денег хватило бы на изрядное количество пива, но следующий счет мог достигнуть и двадцатки. Он положил деньги на стойку и, наклонив голову, вытер подбородок о плечо.

– Боже мой, это же пятерка, мальчик, – сказал его рот. – Пари держу, что здесь у них найдется не так уж много орангутанов. И вообще, сынок, кто все эти парни? Мексиканцы? Скажи им по-мексикански, что это недоразумение, и мы уходим.

– Э-э-э… – протянул Кути, проверяя владеет ли он своим собственным голосом. – Lo siento, pero no yo soy aqui. Eso dinero es para cervezas. Salud. Yahora, adios[30].

– О, – вновь услышал он собственный голос, – и захвати-ка еще спички, ладно?

– Э-э, y para mi, fosforos, por favor. Mechas, да? Como para cigarros[31].

Через еще несколько затянувшихся секунд бармен протянул руку и подтолкнул к краю стойки книжечку картонных спичек.

Кути наклонился и взял их.

– Gracias[32].

После этого он почти физически почувствовал, как чья-то рука схватила его за шиворот и потащила от стойки к двери.

(Но даже с диском из прессованного угля, если полагаться только на ток, возникающий в проводе, достигается только четкость передачи, но не ее дальность, и получается только крохотная стационарная система. Чтобы исправить ситуацию, переменный ток в проводе должен служить просто сигналом к изменениям, которые будут отражены в крупном масштабе катушкой индуктивности. Тогда сигнал можно передать на какое угодно расстояние.)

– Трамвайная линия, – услышал Кути обращенные к себе собственные слова, как только открыл дверь и снова вышел в холодный вечер. Стоя на краю тротуара, он дождался, пока мимо пронесутся фары автомобилей, направлявшихся на восток, и, хромая, пересек полосу шоссе и остановился на двойных желтых линиях в середине улицы. Его голова наклонилась, рассматривая мостовую под ногами. Рот открылся снова и сказал: – Найди ближайшие трамвайные пути.

– Их нет, – хрипло ответил он, потому что забыл вдохнуть после невольно произнесенной фразы, и, набрав полную грудь воздуха, продолжил: – В Л.-А. уже много лет нет трамваев.

– Проклятие. Рельсы создают отличный зеркальный лабиринт.