предстал перед тобой не бронзовым монументом, а теплым, трогательным, обаятельным современником, иногда бывает достаточно маленького штришка, какой-то дополнительной черточки характера, раскрывающей его личность. Например, азартности. Да, Сергей Александрович был человеком азартным. Вот строки из его письма Галине Бениславской из Тифлиса от 20 октября 1924 года: «Живу дьявольски скучно. Пишите хоть Вы мне чаще. Одно утешение нашел себе, играть в биллиард. Проигрываю все время. Недавно выиграл в карты 1000 рублей, а после проиграл 1200 рублей. Какая-то полоса невезения». Упорство приносит свои плоды. Вот письмо Бениславской из Баку от 20 января 1925 года: «Играю с тоски в биллиард. Теперь я Сахарову могу дать 3–4 шара вперед. От двух бортов бью в середину так, что можно за показ деньги брать». А в настольном календаре Софьи Андреевны Толстой-Есениной за 1925 год обнаруживаем следы его увлечения бильярдом уже в Москве: «1 июля.<…> С Сергеем в «Большой Московский» (биллиард).<…>»; «3 июля.<…> С Сергеем и Катей обед в «Большом Московском»<…>»; «8 июля.<…> С Эрлихом ждали в «Большом Московском».<…>»; «22 сентября.<…> В «Большом Московском» с Казиным.<…>» Кстати, 22 сентября еще и приписка – «Казино». Не берусь утверждать, что в «Большом Московском». Непросто было вычислить этот «Большой Московский». В Москве, в районе площади Революции был в 20-е годы известный трактир с таким названием, но сноска в календаре Софьи Андреевны утверждала, что речь идет о ресторане на Большой Лубянке. Итак, не путать с трактиром! Сергей Александрович играл на бильярде в ресторане «Большой Московский», расположенном на улице Большая Лубянка, в доме № 16. Под этим номером на улице 2 строения. На доме справа – табличка с номером дома (№ 16), но там находилась торговая лавка. Дом, где был ресторан – слева, без таблички.

Большая Лубянка, дом 16

Сестры поэта: Гимназия на Маросейке (дом № 11)

Несмотря на семейные разногласия Татьяны Федоровны и Александра Никитича между собой, в одном родители были единодушны: их дети должны учиться. Вместо портретов на стене в доме Есениных, в красивых рамочках, привезенных отцом из Москвы, висели «Похвальный лист» и «Свидетельство об окончании школы» в Константинове Сережи Есенина. «Похвальный лист» был особенной гордостью Александра Никитича. По воспоминаниям близких, отец говорил о Сергее: «Я дал ему все, что мог. Я мужик – мясник, маленький человек, поднял своего сына выше самого себя. Я дал ему среднее образование, согласился дать и высшее, но он не хотел идти по той дороге, которую я ему выбрал. И я много горя с ним видал, а если бы он окончил учительский институт, он бы счастливей был».

В 1917 году пришел черед Есениной Кате учиться в Москве. К этому времени она окончила 4 класса сельской школы в Константинове. Отец определил ее в гимназию на Маросейке. Это была одна из лучших частных женских гимназий в Москве – Елисаветинская. Создание частных гимназий вызвано не только недостатком казенных гимназий, но и неудовлетворительным в них обучением. Елисаветинская гимназия имела прекрасную репутацию. В ней учились и жили бесплатно девочки из небогатых семей и за умеренную плату – девочки, жившие в семьях. Отец поселил Катю у себя, в Большом Строченовском переулке. Гимназия находилась на Маросейке, в постройке XVlll века. Здание, многократно перестроенное, прекрасно сохранилось. Дом № 11. В 1912 году в Большом Казенном переулке было построено второе здание. Дом № 9 тоже прекрасно сохранился.

Гимназию окончили М.И. Ульянова, артистки Е.Н. Гоголева и В.П. Марецкая, ровесница Кати Есениной. В 1918 году гимназию закрыли. К этому времени в Константинове открыли 5-й класс и, чтобы не забывалось пройденное, Катя вернулась домой. В 1920 году Сергей снова вызвал Катю в Москву учиться: гимназии теперь стали обычными советскими школами. Он временно поселил сестру у себя в Богословском, взял на полное иждивение, водил в театры, картинные галереи. Сестре Кате он доводился не только братом, но и крестным. Мальчику было всего 10 лет, когда она родилась. С тех пор Сергей пытался принимать участие в ее воспитании. Его огорчало, что Катя ленилась, училась небрежно. Постепенно привыкла к деньгам брата, вошла во вкус, научилась тратить их на себя, хитрить и выкручиваться. В 1924 году учиться в Москву приехала и младшенькая сестра – Шура, на которую брат возлагал большие надежды, так же полностью содержал, помогая материально и родителям. Шура радовала брата больше сестры: любила читать, знала наизусть много стихов Некрасова, Кольцова, Фета, Пушкина. Есенин тосковал по семейному укладу, которого не имел. Лишь ненадолго ощутил его в комнатках Галины Бениславской, когда там поселились, по ее предложению, его сестры. Шура умиляла брата своей обстоятельностью, рассудительностью. К Кате же, как отмечала Бениславская, у поэта любовь была «болезненная, тревожная». Он боялся за нее, чувствуя, как близки они по характеру. Он пытался заменить сестрам родителей, живших в Константинове. Трепетное отношение к сестрам – очень важная черта любимого великого поэта для познания его душевного склада.

Маросейка, дом 11

Архангельский переулок, дом 7

Тому, что Сергей Александрович Есенин бывал в этом доме, прямых доказательств нет, но любовь к сестрам и трогательная забота поэта о них может служить этому порукой. Из воспоминаний Шуры Есениной: «От Казанского вокзала к Чистым прудам мы идем пешком. Здесь, в Архангельском переулке, в доме № 7 помещался детский дом, заведующей которого была П.Г. Беликова, крестница нашего отца и какая-то дальняя наша родственница. У нее-то я и должна была жить до тех пор, пока освободится комната, которую снимала Катя. Напившись у крестницы чаю и немного отдохнув, отец провожает меня к Гале и Кате. Первый раз в жизни я еду в трамвае. Через несколько дней после приезда в Москву меня устроили в школу. У крестницы отца я прожила недолго. Кате не понравились условия, в которых я жила, и меня тоже взяли в Брюсовский переулок». Дом № 7 в Архангельском переулке такой строгий и величественный, что справедливо заслуживает заинтересованного взгляда.

Архангельский переулок, дом 7

Один день Есениной Шуры

Сергей Александрович Есенин очень любил своих сестер, Катю и Шуру. Заботился о них по-отечески. С особой нежностью относился к младшенькой, Шурке. Очень боялся, что городская жизнь испортит ее. Боялся, что учиться будет с ленцой, как Катерина. Просил близких выстраданную поэму «Черный человек» сестренке в руки не давать. Скрывал и то, что отношения с Софьей Толстой разочаровали: