«А впрочем, мы не рыдали…» Ради заработка выступала здесь Августа Миклашевская, актриса Камерного театра. Она отказалась от гастролей во Франции из-за заболевшего сынишки, и осталась без средств существования. Сатирик Эмиль Кроткий (Э.Л. Герман) встретил как-то Есенина за столиком кабаре «Нерыдай»: «Он не походил на себя.

Мамоновский переулок, дом 10

«Стеклянный дым» его волос помутнел, лицо просвечивало, точно восковое. Он окинул зал невидящим взглядом – глаза смотрели внутрь себя. «Сережа!» Он улыбнулся – так улыбается больной, узнав сквозь забытье близкого человека – и подсел к нашему столику. Актриса Миклашевская, тихая женщина с всегда грустными глазами, пела что-то бесстыдно-шумное. Он рассеянно слушал – ту, что пела, а не то, что она пела. Ей, именно этой тихой женщине, были посвящены стихи о его преждевременном сентябре. Подсела к столику и Миклашевская. Он умиленно на нее поглядывал, потом наклонился и сказал тихо и восторженно: «Моя любва. Понимаешь?» Писатель Виктор Ардов, спустя годы, вспоминая Есенина и Миклашевскую за столиком кабаре «Нерыдай», в письме к скульптору Владимиру Цигалю написал: «И мы – несколько молодых людей, имевших прикосновение к театрам и журналам, сидели за тем же общим столиком. Но эта пара, разделявшая с нами ужин, словно возвышала и нас, в сущности, случайных людей…»(цитата из публикации В. Баранова)

Дочь Шаляпина

Этот особняк на Новинском бульваре Федор Иванович Шаляпин купил для жены, Иоле Торнаги, и детей в 1910 году. Детей у Шаляпина от первого брака было шестеро: Игорь (умер от аппендицита), Ирина, Лидия, Борис и близнецы, Федор и Татьяна. Сам певец много гастролировал, вскоре вступил во второй брак, и бывал в этом доме наездами. Сведений о том, что Есенин и Шаляпин общались – нет, хотя имели общих друзей (например, скульптор Сергей Коненков), оба были выходцами из крестьянских семей, имели равные по масштабу дарования и известность. Есенина уже при жизни ставили в один ряд с Федором Ивановичем Шаляпиным. Парижанин русского происхождения Н. Брянчанинов в статье «Молодые московиты» прямо пишет о том во французском журнале «La Nouvelle Revue» 15 мая 1923 года. О.С. Смирнов, секретарь Г.К. Колобова и сын водочного короля, сообщает Есенину: «Сережа, не правда ли, странно, что в то время, когда здесь критики занимались злобными рассуждениями <…>, где-то в далеком от нас Париже, среди последних достижений мировой культуры, по нескольким дошедшим до него книгам, иностранец сумел просто и искренно подойти и по достоинству оценить Твои произведения». Известно, что Есенин в 1916 году слушал Шаляпина в «Борисе Годунове», а Мариенгоф в «Романе без вранья» вспоминает, какое сильное впечатление произвела на поэта случайная встреча на Кузнецком мосту с великим артистом, вокруг которого собралась восторженная толпа зевак. Мариенгоф не был бы Мариенгофом, кабы не добавил сарказма в свой рассказ:

«Я почувствовал, как задрожала от волнения рука Есенина. Расширились зрачки. На желтоватых, матовых его щеках от волнения выступил румянец. Он выдавил из себя задыхающимся (от ревности, от зависти, от восторга) голосом: «Вот так слава!» И тогда, на Кузнецком мосту, я понял, что этой глупой, этой замечательной, этой страшной славе Есенин принесет в жертву свою жизнь». А следующий рассказ Мариенгофа напрямую уже касается особняка на Новинском бульваре и одной из его обитательниц: «Несколько месяцев спустя мы катались на автомобиле: Есенин, скульптор Коненков, я. Коненков предложил заехать за молодыми Шаляпиными (Федор Иванович тогда уже был за границей). Есенин обрадовался предложению. Заехали. Есенин усадил на автомобиле рядом с собой некрасивую веснушчатую девочку. Всю дорогу говорил ей ласковые слова и смотрел нежно. Вернулись мы усталые и измученные – часов пять летали по ужасным дорогам Подмосковья. Есенин сел ко мне на кровать, обнял за шею и прошептал на ухо: «Слушай, Толя, а ведь как бы здорово получилось: Есенин и Шаляпина… А?.. Жениться, что ли?» Воронский, Рюрик Ивнев, Г. Серебрякова вспоминают о намерении Есенина жениться на Шаляпиной: кто-то представляет это желание шуткой, кто-то – тщеславием. Краевед из Тамбова Андрей Михайлович Белкин, состоявший в переписке с дочерью Шаляпина Ириной Федоровной на протяжении многих лет (архив Белкина содержит 34 письма Ирины Шаляпиной), утверждал, что Есенин был влюблен в девушку, написал ей около двадцати любовных писем, сватался, но получил отказ. Писем нет. Ирина, якобы, их сожгла. Возможно, это лишь миф, но то, что Есенин побывал в доме № 25 на Новинском бульваре – исторический факт! Ирина Федоровна, крестница Рахманинова, – единственная из детей Шаляпина никогда не покидала родину, прожила долгую жизнь, была актрисой, изредка снималась в кино. Последняя ее роль – сваха в фильме А. Ромма «Цветы запоздалые» по произведению А.П. Чехова. В 1932 году Ирина в последний раз виделась с отцом в Париже. Оставила запись об этой встрече: «Он был грустен. Потом вдруг спросил: «А ты Есенина знаешь? – Да, была немного знакома. – Нет, не то, – стихи его знаешь? – Знаю. – Можешь прочесть? – Могу. – Прочти. – «Отговорила роща золотая…» Когда я взглянула на отца, его глаза были полны слез».

Новинский бульвар, дом 25

Софья Толстая: Померанцев переулок, дом 3

Этот переулок близ Остоженки – особенный адрес в судьбе Сергея Александровича Есенина. Здесь он проживал с последней женой, Софьей Андреевной Толстой – женщиной образованной, благородного происхождения, но такой далекой ему… Есенина тяготила чопорная обстановка в доме жены, стерильный порядок, необходимость сдерживать свои эмоции, вести себя «достойно» имени великого родственника, Льва Толстого, глубоко почитаемого семьей, что, конечно, вполне естественно. «Надоела мне борода, уберите бороду!..», – часто восклицал поэт, глядя на многочисленные портреты писателя. Уже в начале семейной жизни Есенин писал Вержбицкому: «С новой семьей вряд ли что получится, слишком все заполнено «великим старцем», его так много везде, и на столах, и на стенах, кажется, даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня». Союз Сергея Есенина и любимой внучки Льва Толстого осложняло неприязненное отношение к поэту новоиспеченной тещи Ольги Константиновны (урожденной Дитерихс), которое эта высокородная дама даже не пыталась скрыть. Она писала приятельнице о зяте: «Я вот абсолютно не понимаю его поэзии, многое в ней мне даже отвратительно». Сама Софья Андреевна советовалась с другом семьи, поэтом Максимилианом Волошиным: «Макс, что, Сергей Есенин хороший поэт, как по-вашему?» Сомневалась? Тот, не желая обижать влюбленную невесту, важно ответствовал самой Ольге Константиновне: «Несомненно подлинный, но не глубокий, не умный и часто лишенный художественного такта». И тем