Рано утром Хан постучал в дверь номера, где ночевал Борис. Немец был совершенно трезв и с неохотой вспоминал про недавний спор. Но уговор есть уговор. На улице дуэлянтов ждали два мощных мотоцикла, чьи топливные баки были «под крышечку» заправлены бензином. Как и полагается, наблюдать за тем, чтобы поединок состоялся на честных условиях, должны были несколько секундантов. Они собирались следовать за мотоциклистами на небольшом грузовичке. Кто на каком мотоцикле поедет, решил жребий. Случайно заглянув в кузов грузовичка, Нефёдов обнаружил в нём армейскую медицинскую укладку, а также несколько лопат. Похоже, в случае аварии, если оказывать первую помощь разбившемуся мотоциклисту будет поздно, его решено просто зарыть в ближайшем лесочке.

— Если ты извинишься, то я с радостью выпью с тобой «мировую», — предложил Борису Хан.

Анархист только криво усмехнулся на это и сел в седло своего «мустанга»; завёл двигатель и начал крутить ручку газа, давая понять, что предпочитает завершить этот спор под рёв моторов. Нефёдову предстояло «поставить» себя в новой среде, показать всем, что его не запугать. Один из секундантов протянул Нефёдову мотоциклетный шлем, но Борис отказался. Хан, плотно сжав тонкие губы, тоже отклонил протянутую ему руку со шлемом.

Как только стартёр взмахом руки подал сигнал к старту, оба гонщика на полном газу рванули вперёд. От переизбытка адреналина Борис не удержался, чтобы сразу не полихачить. Он поднял свой байк на дыбы, как в юности любил поднимать горячих скакунов. Летящий справа на расстоянии вытянутой руки Хан немедленно повторил этот трюк. На первом же вираже перед выездом на «алмазную милю» командир наёмников грубо продемонстрировал несговорчивому знакомому, что намерен предельно жёстко отстаивать свой авторитет. Вначале он исчез из поля зрения Нефёдова. Борис «стрелял» глазами по зеркалам заднего вида, но не смог обнаружить коварного немца. И на земле Хан действовал абсолютно в своём репертуаре, как и во время воздушных поединков, когда они только познакомились. Отсидевшись в «мёртвой зоне», немец неожиданно выскочил справа от Нефёдова, дополнительно давя на психику противника громким звуковым сигналом. На скорости двести десять километров в час Макс попытался прижать русского к железному ограждению. Однако Нефёдову удалось выжать из мотора своего японского «стального коня» дополнительные двадцать километров скорости и вырваться ненадолго вперёд.

В следующий раз Хан действовал ещё грубее — попытался подрезать соперника и выбросить его с дороги в кювет. На Бориса словно налетел смерч, изрыгающий немецкие проклятия вперемешку с русским матом. Нефёдову даже пришлось оторвать левую руку от руля, чтобы прикрыть голову, на случай если немец решит пустить в ход кулаки. Во всяком случае, секунданты ничего не говорили перед поединком о каких-либо ограничениях. А то, что не запрещено, то фактически разрешается. На такой скорости даже секундная потеря контроля над двухколёсной машиной — фатальна. Если немцу удастся сбросить его с дороги, то подоспевшим на грузовичке секундантам придётся по частям собирать то, что останется от Нефёдова.

Можно было увернуться от противника, немного сбросив скорость. В воздушном бою Борис использовал подобный оборонительный манёвр неоднократно: ты немного поджимаешь газ, сидящий на хвосте противник проскакивает вперёд и оказывается у тебя на мушке. Но в данном случае нельзя было из тактических соображений даже на считаные секунды уступать противнику скоростное преимущество. Борис специально убрал пальцы с рычага тормоза, чтобы не подвергать себя соблазну. Он сгруппировался, ожидая удара, но в последний момент Хан отказался от намерения бортовать его, видимо опасаясь повредить собственный мотоцикл. А может, он только пробовал Нефёдова на характер.

Больше Хан не пытался угрожающе маневрировать, что на такой скорости было действительно смертельно опасно. Борис почувствовал, что психологически уже выиграл эту дуэль. Однако ещё предстояло сделать это технически, не сломав себе шею.

Теперь они летели «ноздря в ноздрю», заставляя в панике прижиматься к обочинам изредка попадающиеся на пути автомобили. Два мощных мотоциклетных мотора производили рёв, вполне сравнимый с грохотом идущего на посадку реактивного самолёта.

Всего через три минуты после старта перед мотоциклистами замаячила полоска леса — на скорости более двухсот пятидесяти километров в час они стремительно приближались к границе «алмазной мили». Борис сжал зубы и припал к мотоциклетному рулю. Стена деревьев приближалась с неимоверной скоростью. На такой скорости влететь в неё было всё равно что впечататься в бетонный отбойник.

Когда до «линии смерти» оставалось метров триста, будто пристёгнутый к Нефёдову короткой цепью неприятельский мотоцикл вдруг исчез. Борис оглянулся — Хан тормозил! Это была победа! Нефёдов тоже начал сбавлять скорость, но сразу понял: он в любом случае вылетит с шоссе прежде, чем остановит свою машину. Ситуация вынуждала как можно аккуратнее положить мотоцикл на бок. Борис едва успел убрать ногу с той стороны, на которую падал, и вскоре отделился от своей машины. Метров пятьдесят он скользил за своим байком, прикрыв голову руками. За свой успех он заплатил в нескольких местах счёсанной до крови кожей и многочисленными ушибами — на удивление низкая цена за победу в столь опасном поединке. Подъехавший Хан поздравил Нефёдова. Но вид у него был чрезвычайно подавленный. Голубые глаза немца словно подёрнулись ледяной коркой. Минут через пятнадцать подкатил грузовичок с секундантами. Авторитетный наёмник с понурым видом уже открыл рот, чтобы сообщить о своём проигрыше, но Борис опередил его, заявив, что они оба практически одновременно остановились у критической черты, а потому он согласен на примирение на паритетных условиях. Противники пожали руки.

Когда секунданты уехали, Хан благодарно взглянул на Бориса и сообщил:

— Хочу вернуть тебе свой подарок.

Он достал из кармана и протянул Борису хорошо знакомый тому серебряный портсигар с золотой монограммой в виде переплетённых между собой латинских букв «B» и «N». Правда, изящная вещица явно побывала в серьёзной переделке: в нескольких местах на её корпусе имелись вмятины. Крышка оплавилась, но украшающий её миниатюрный герб в виде конной фигурки чёрного рыцаря на золотом поле треугольного щита почти не пострадал. В начале тридцатых годов в Липецке немецкий инструктор подарил этот портсигар в знак вечной дружбы и братства своему лучшему курсанту.

Немец с ироничным укором пояснил:

— Ты забыл это в 1943 году на ничейной земле в обгоревшем самолёте. А меня за него чуть свои же не отправили в гестапо.

Борис взял портсигар, что означало: взаимные обиды и претензии похоронены и они снова в одной связке, как когда-то в Липецкой авиашколе.

После этого Хан повёл своего нового лётчика к знакомому мастеру татуировок, чтобы тот согласно существующей здесь традиции сделал новому пилоту его подразделения наколку на правом плече в виде изготовившегося к прыжку тигра. Однако старого мастера на месте не оказалось, а его ученик похвастался посетителям, что великолепно умеет рисовать голых женщин. Он принялся показывать визитёрам фотографии своих работ, убеждая украсить себя обнажённой красоткой.