Они находились там же, откуда начали наступление – в двух десятках метров от гребня. За ним еще слышались редкие выстрелы.

– Внимание! – сиплым голосом взревел Отставник.

Через гребень перевалили и побежали в их сторону пять или шесть неандерталов. Только в руках одного из них был лук, остальные оказались безоружными. Увидев людей, они шарахнулись к кромке воды. Грянул одинокий выстрел, и лучник упал. Остальные кинулись в объятия лимана. Робинзон увидел, что в полусотне метров от берега торчат из воды еще три или четыре песьи головы, быстро удалявшиеся к дальнему берегу.

Следом за убегающими неандерталами гребень перемахнули два всадника и резко осадили коней. Это были генерал и старшая смотрительница животных. Всадница помахала им клинком и умчалась назад. Через некоторое время через гребень стали перебираться дружинники Трущоб. Лица их были, словно гипсовые маски, глаза смотрели невидяще.

«Наверное, у меня сейчас такая же деревянная морда», – подумал Робинзон, бессильно валясь на камни и отбрасывая варварскую дубинку. Появился Сергей и пошел к гребню, раздвигая дружинников окровавленной лопаткой. Один из них с омерзением отдернулся и принялся тереть испачканное плечо пучком жесткой травы.

– Слышал, астронома с Тамплиером ранило. А может – и совсем…

Рядом присел Володя. Руки его тряслись, лицо было все расцарапано, а под глазом наливался могучий кровоподтек.

– Один с коня свалился, до сих пор ищут, – стрелой сбили. Другому, в смысле – астроному, копье доспех пробило.

– Плевать, – сказал Робинзон, ища глазами знакомую лужу.

– Зря ты так, – Володя укоризненно покачал головой. – Они могли отсидеться на Золотом, а вишь…

– Все равно плевать.

Разрезанный ножом сапог полетел в сторону, и Робинзон с сожалением проводил его взглядом.

Хороший был сапог.

* * *

Целительница колдовала над раной, что-то бормоча сквозь зубы.

Вся ее миловидность исчезла, лицо стало осунувшимся, костистым, только глаза сверкали безумным блеском нездоровой синевы вокруг глазниц. Чтобы не чувствовать боли, он отвернулся и уставился на астронома, которого «латали» рядом. Роскошный доспех – кольчуга с нашитыми на груди пластинами – лежал на земле.

Странный был дизайн у спасшей штабиста сбруи.

Тонкая ковка, ручное плетение, драконьи чешуйки набедренников, пояс в варварских бляхах, но при этом обилие совершенно индустриальных креплений – застежек, кнопок, липучек. Сталь, титановый сплав, резина и кожа соседствовали в этом изделии запросто, придавая хозяину вид звездопроходца из фантастического боевика, невесть откуда рухнувшего в грязь, гарь и гной полевого лазарета.

Копье неандертала не справилось с пластинами, однако сила корявой звериной лапы была так велика, что астронома вышвырнуло из седла, и уже на земле ему досталось дубинами. Изящный гребень псевдоантичного шлема из перьев земных птиц был вырван напрочь, на клепаной поверхности зияли вмятины и борозды. У астронома была сломана ключица, повреждена шея, и явно не обошлось без сильного сотрясения.

Находившиеся рядом раненые, которым перепало еще при утреннем штурме, ожидали перевязки и переговаривались между собой.

Робинзон скрипнул зубами от боли и стал через силу прислушиваться к их беседе, чтобы не различать дикого хруста, с которым неандерталья стрела ворочалась в кости.

– А больше всего они сдрейфили, когда на них пошли конные и собаки. Смешно – минометы и автоматы, вишь, на них не подействовали, а вот животные…

– Так то уже не стрельба была. Слезы…

– Все равно. И утром, когда мы гвоздили почем зря, эти все перли и перли, как зомби.

– А может, они и есть зомби. Что-то в них есть неживое.

– Однако собачки их впечатлили. Да и меня тоже. Ученые песики рванулись к месту, где валялся астроном, и встали над ним как вкопанные. Пасти окровавлены, у дога стрела из шеи торчит, у остальных тоже попоны истыканы, а они – все равно, знай, отгоняют, как волков от овцы. А слева да справа штабные и цыган как принялись шашками махать, что твои буденновцы… Любо-дорого было смотреть!

– Конечно, любо-дорого, раз вам самим не пришлось руку толком приложить. А этим вот досталось. Вся свора на них кинулась. Ух, говорят, и месилово было…

Зашипела перекись, выгоняя из раны грязь. Вся нога до бедра враз онемела. Целительница поднялась с колен. Ее кольчуга лежала сейчас под опорным столбом, грязный халат был надет, похоже, на голое тело, и Робинзон задумался – по нынешней ли дикости она не признает лифчиков, или же не носила их и на Земле.

Целительница перехватила его взгляд, но не сделала и попытки застегнуть пуговицу. Только улыбнулась. Получилось похоже на волчий оскал.

– Все. Ногу я тебе оставляю. Носи на здоровье… Эй, вы там, хорош лясы точить! Киньте-ка ему бинты. Ты уж перевяжись сам…

Робинзон кивнул, поймал брошенный пакет первой помощи и принялся неловко приматывать быстро намокающий тампон.

– Рентгеновский аппарат в «санитарном вагончике». Когда все уляжется, приковыляй, глянем, целы ли связки. А пока все. На вот стрелу на память.

И она направилась к астроному. Робинзон спрятал в нагрудный карман наконечник в форме акульего зуба. Да в форме ли? Скорее всего, это и был клык какой-нибудь болотной бестии. Глаза его, тем не менее, упрямо стремились проникнуть под грязный халат штабистки.

«Неужто она кольчугу на голое тело носит? Холодно же. И соски, поди, натирает…» – размышлял он, делая последние витки бинтом.

Один из болтливых раненых проследил его взгляд и хохотнул.

– И ты туда же? Ты, брат, полегче, а то рубанет мечом. Когда она попону-то свою снимала, упарившись с нами, Лешка попытался ее за ноги хватануть. Так она ему пальцы сломала. Сама едет, сама давит, сама помощь подает… Огонь баба!

И точно, у одного из парней рука была загипсована. Правда, вместо белого привычного материала использовали голубую глину, а вместо бинтов – какие-то неопрятные тряпки.

Робинзон посмотрел на «попону», о которой шла речь, и посмеялся в душе. Это была так называемая подкольчужная рубаха, из плотной кожи, скроенная, словно пижама, чуть ли не с рюшечками и завязочками. Словом, видно было, что у этой странной одежды именно хозяйка, а не хозяин. Даже вырез имелся и какие-то накладные чашечки из поролона, уж явно не для того, чтобы увеличить объем бюста.

– Ты… это… – все не унимался больной. – Сапог-то твой накрылся, сними с покойника. Вон он лежит. Ему уже без надобности – час уже, как кончился. А ботинки отличные… Он альпинист был, даже в баню, наверное, в шипастых говнодавах ходил.

– Спасибо, – буркнул Робинзон, чувствуя, как пульсирующая боль возвращается и лезет по ноге вверх, терзая измученную плоть. Он лег, вытянувшись, и стал смотреть на облака. Вспомнив Володю, попытался распустить мышцы, выкинуть всякое напряжение. Задышал ровно, надолго задерживая дыхание и с шумом выдыхая.