Вся стратегия штаба рухнула – ни Трущобы, ни крепость Сергея не были хорошо подготовлены для атаки с этой стороны. Никто не предполагал, что на косе может оказаться многочисленный неприятель. А корабль с минометами ушел к Змеиным Языкам, и связь с ним прервалась. Хорошо еще, с воздушных шаров вовремя разглядели мокрые, облезлые силуэты, выбирающиеся из воды и по-собачьи отряхивающиеся…

С помощью радиосвязи удалось хоть как-то скоординировать контратаку со стороны Трущоб и от Сергея. Тяжелое вооружение оказалось не собранным в один кулак, как мыслилось командирам землян, а распыленным. Дать время волкоголовым прийти в себя было смертельно опасно, и две горстки добровольцев бросились, очертя голову, на косу.

Это была настоящая бойня. Словно закованные в сталь конкистадоры Кортеса и Писсаро, колонисты, дав сокрушительный залп из своих «аркебуз» – винтовочных гранат, двинулись вперед.

Димон, шедший с отрядом от Трущоб, помнил, что молился всем святым, чтобы у ухров не оказалось луков. Луки оказались, но не готовые к бою. То ли тетивы промокли, то ли зверолюди сняли их перед шествием по дну, да не успели надеть. Словом, колонистов встретили лишь редкие дротики. Впрочем, у людей с патронами тоже была напряженка, и в лабиринте меж высохших деревьев, песчаных ям и дюн дело быстро дошло до рукопашной.

А в бою грудь в грудь, где в ход шли даже зубы, люди не имели, да и не могли иметь преимущества перед песьеголовыми гориллами с ухватками крокодилов. Дубины и копья против прикладов, ножей, мачете и саперных лопаток; боевое самбо и прихваты городских подворотен против звериных рефлексов и животной силы…

Этот смерч закружил Димона по песку и швырнул о выкрошенный ветром камень. Рядом лежал поджарый неандертал, хватая разинутой пастью воздух, с клыков его капала пена, а в раскуроченной груди остывали последние патроны.

Мимо, прыгая с одной песчаной кучи на другую, пронесся один из «китайских» ополченцев, размахивая винтовкой над головой, словно ревнивая жена, решившая отхлестать непутевого мужа мокрыми колготками. Приклад винтовки был разлохмачен метелкой. С неба камнем упал невесть откуда взявшийся змееголов, накрыв добровольца крыльями, словно саваном, и того не стало. Мчавшийся мимо упругими прыжками крупный неандертал походя размозжил дубиной голову рептилии. У самой воды, стоя по колено в розовой пене, в двух шагах от берега, интеллигентного вида мужчина с козлиной бородкой старался удержать собственные внутренности, а правая его рука нажимала на спуск «узи», и патроны один за другим, как показалось Димону, мучительно медленно, бились в зеленоватую влагу поодаль. Плюм-бум, плюм-бум…

По песку полз человек, в одной руке держа пистолет, в другой – дротик, вырванный из раны на бедре. За ним тянулась влажная полоса…

Сцепившись в смертельных объятиях, человек и собакоголовый кружили меж барханов, словно бы забывшись, в гротескном танце. Мужчина терзал зубами острое волосатое ухо партнера, а тот терпел, видимо, стараясь не сбиться с ритма. Раз-два-три, раз-два-три…

Три неандертала бежали куда-то вправо, подскакивая и словно бы зависая на миг в воздухе. Навстречу им выпрыгнул голый по пояс человек; живот его странно колыхался, в каждой руке было по револьверу. На стволах расцветали красные цветы выстрелов с дрожащими лепестками. Неандерталы все так же медленно промчались мимо него, как бы даже не замечая. Лишь один на миг мазнул когтистой лапой вбок – и мужчина сложился пополам, не переставая стрелять… и пропал из вида.

Димон уставился на немеющее предплечье правой руки. Так и есть – две маленькие дырочки, с булавочную головку, на расстоянии миллиметра друг от друга. Дрожащими пальцами Димон вырвал еле заметные остатки жала. Насекомые дивного нового мира продолжали свою войну с человеком. Воронки от укусов показались страшно-огромными, лиловыми, с быстро чернеющими краями.

«Интересно, паук или кузнечик какой?» – отстраненно подумал Димон, чувствуя, как красный жар переполняет его, скрывая детали распавшегося на отдельные фрагменты боя. В голове звучало «раз-два-три, раз-два-три… плюм-бум, плюм-бум…».

Димон не видел, как наступающие на север от твердыни Сергея колонисты были вышвырнуты после беспорядочной схватки назад и укрылись за частоколом. Как отступили к Трущобам остатки его добровольческого отряда, уклоняясь от стрел и отбиваясь кулаками и камнями…

Не видел, как все выходили и выходили из воды новые неандерталы, отряхиваясь и сбиваясь в плотные стаи. Не видел, как орда двинулась мимо него на север к Трущобам, хотя песок из-под когтистых лап попадал ему в волосы и за полуоторванный ворот ветхой рубахи.

Не почувствовал, как его обнюхала внимательная, вылезшая из воды то ли рыба, то ли лягушка. Ее склевала гигантская розовая чайка, приземлившаяся в фонтане брызг и песка и направившаяся лакомиться мертвечиной. Все заслонили алые кольца боли, вьющиеся вокруг укушенной руки.

Он только успел немного прийти в себя и прислониться к дереву, поводя из стороны в сторону дулом пистолета, когда растревоженные птицы с гневными криками стали подниматься в воздух над местом схватки, а крабы бочком устремились по песку в прибрежную тину.

Зыбкими силуэтами, призрачными тенями показались ему люди, цепочкой идущие с юга, с ружьями наперевес. Димон издал хриплый стон, потом выстрелил в воздух и потерял сознание.

– Один еще живой! Эй, Дашка, останься с ним, – крикнул Отставник, поднимая черный револьвер из груды окровавленного тряпья, до прилета змееголовов и пришествия крабов бывшего раненым колонистом.

– А вот и дредноут. – Робинзон наклонился и перерезал глотку слабо шевелящемуся неандерталу.

Потом вытер платком забрызганный ботинок…

Робинзон без всякого выражения смотрел на Отставника, протягивающего ему небольшую стеклянную баночку, словно бы из-под меда, полную до краев какой-то коричневатой клейковиной.

– А ты не гляди, не гляди. Ешь, и все тут. Правда, сладковато будет, но вон – лужа. Я туда хлорную таблетку бухнул, пить можно.

Отставник снял платок, но покалеченную руку держал все в том же положении, на этот раз – за отворотом своей куртки.

– А что это за гадость такая? – спросил Робинзон, окунув в банку грязный палец.

– Еще из дома. Смесь для поддержания гаснущих сил, понимаешь. Лимонник, женьшень, цветочная пыльца, травки-корешки всякие. Между прочим – потенцию поднимает.

– Очень кстати, – буркнул Робинзон, с трудом разлепив губы, и побрел к мутной луже.

Шагах в пятидесяти от них находился каменный гребень, на котором виднелись часовые. За ним, как помнил Робинзон, коса начинала расширяться.

Вправо шли тропинки к холмам и, соответственно, к Трущобам, влево – ныне эвакуированная оконечность Китайского Квартала.

Сейчас там, на поросшей ядовитыми цветами кустарников неровной площадке, тусовался последний боеспособный отряд неандерталов. Их только что отшвырнули добровольцы и дружинники Юргена, и наступило некоторое затишье. Однако оно не могло длиться вечно – с узкого пятачка неандерталам деваться было уже некуда. Даже если бы им пришло в голову отступать по дну лимана, то им пришлось бы пробиться через кордон Отставника, перекрывший косу.