Очень много.

Пожалуй, тысячи полторы, не меньше.

Здоровых бестий, вооруженных, завывающих бесами, несломленных. Нас не покидало ощущение, что атака была остановлена какой-то иной причиной, нежели наша доблесть на песчаной косе. И Юрген, и Сергей сходились во мнении, что неандерталам достаточно было поднажать, чтобы ворваться в Трущобы и в крепость на юге лимана. Однако последовала какая-то непостижимая команда, и стая отхлынула, щеря клыки и ероша загривки, а вовсе не поджав хвост.

Тогда мы не знали, есть ли у зверолюдей объединенное командование, или их стая – просто стихийное образование. На мысль о хаотичных импульсах, в броуновском духе мечущихся от своры к своре, наводили бессмысленная, хоть и впечатляющая атака по дну лимана и, как его назвал Отставник, «психическое наступление» на Трущобы. Они шли в полный рост, выкашиваемые пулеметами и раздираемые на части минометным огнем, словно бы что-то несоизмеримо более страшное гнало их на врага, и смерть являлась своего рода избавлением. Тогда еще никто не мог предсказать, насколько близки наши догадки к жутковатой тайне нападения…

В поисках общения с гипотетическим вожаком или советом старейшин к стойбищу то и дело метался генерал, однако всякий раз его встречал вой и ливень стрел. Под ним убили коня, и младшая смотрительница животных еле успела выхватить штабиста из-под носа у разъяренной своры, перебросив через седло и умчавшись тяжелым галопом, с рваной раной от клыков ниже колена.

Штаб потребовал полной мобилизации сил.

Они-то знали, что конец неандерталам самой судьбой уготовлен именно в этот день. «Удельные» сопротивлялись, ссылаясь на явную абсурдность мысли атаковать орду столь впечатляющих размеров.

Удалось вынудить только Флинта.

Его «морская пехота» до конца бойни на косе так и оставалась мобильным резервом генерала, наполеоновской гвардией, не брошенной в огонь, не востребованными сибирскими дивизиями Сталина. Флинт выставил в поле двадцать пять молодцов, вооруженных до зубов моряков, морпехов и боевых пловцов советского флота. Это была сила если не количественная, то качественная.

«Китайцы», очухавшись от страха, вновь, как только непосредственная угроза отступила от их палаток, затянули старую волынку: дескать, мы вам не штрафбаты, а неандерталы – тоже люди, у них права имеются. Вы – правительство, вот и защищайте наши национально-государственные интересы и не забудьте про личные права граждан…

В одном они были правы – в предстоящей рукопашной схватке толку с маргиналов было бы мало, а в роты штрафников их превратить оказалось невозможно по одной простой причине: не было в распоряжении штаба заградотрядов НКВД. Все боеспособные «чекисты» Богдана, в полном соответствии с текстом известной песни о том, что их служба и опасна, и трудна, вышли на поле боя. Их была ровно чертова дюжина… Малахольный утверждал, что остальные «сотни ментов», переодевшись в гражданское, рыщут по палаткам в поисках боеприпасов, тушенки и крамолы, но в тот момент даже законченным кретинам было не до него.

Роберт все еще отлеживался под капельницами, а из его ударной бригады явились пятеро. Как выяснили потом – вопреки прямому приказанию раненого командира. Они руководствовались старым, как мир Земли, принципом кровной мести.

В такой вот обстановке и началась генеральная битва. На поле перед полуразрушенным частоколом крепости Сергея через пролом, залитый человеческой и неандертальей кровью, стали выдвигаться ударные силы.

Я стоял как раз рядом с «удельными» и слышал, как Юрген сказал Сергею:

– Не война, а чистый бардак.

Строем выехали штабисты.

Две смотрительницы, старшая и младшая, комендант, генерал и адмирал.

За ними – цыган и еще двадцать рыл из малоизвестных сидельцев Золотого полуострова. Штабные – в своих земных доспехах, остальные в продукции местной кузницы. Рельсы и металлические прутья были перекованы в мечи и шашки, навершия копий и пластины для кожаных панцирей. Великолепные скакуны радостно ржали при виде открытой саванны, нисколько не думая о предстоящей битве. Наша панцирная кавалерия не держала на виду огнестрельного оружия, усиливая впечатление безумия от своего торжественного марша, в виду стократ превосходящего неприятеля.

Следом выехала тачанка, и тут Юрген, не стесняясь, выругался.

Это была могучая повозка, плод работы лучших плотников колонии, запряженная тройкой лошадей (даже с колокольчиком!), обшитая броневыми листами, взятыми из одного из отсеков опорной базы. На тачанке гордо восседал Бородач и его жена. «Цыганское пэвэо» ехало на войну с комфортом, а знаменитый наплечный пулемет сиял в рассветных лучах.

За боевой колесницей вырвалась свора псов, оглашая окрестности нервным лаем. Мы все посторонились, памятуя, как терзали и рвали эти собачки неандерталов над местом падения астронома. Псы, впрочем, пометавшись и налаявшись, расположились вокруг конных штабистов, буднично почесываясь и высунув кроваво-красные языки.

Целительница все еще хлопотала над ранеными, едва не теряя сознание от напряжения, астроном лежал в коматозном состоянии, но его воинство тоже вышло на генеральную битву.

Четыре быка выволоклись в пролом и двинулись в глубь саванны, тяжело волоча по песку катапульту, с которой готовился к запуску наш дельта-планерист-штурмовщик Пушкин. (Человек, имевший в прошлой жизни совсем другую фамилию, по недомыслию назвался коменданту по первым буквам имени и отчества: А. С. Александр Сергеевич, разумеется, тут же сделался Пушкиным. В совершенстве освоив дельтаплан, он стал настоящим асом, первым летчиком нового мира.)

Юрген все кривил губы, скептически глядя на большие косы, укрепленные на ободьях колес боевой повозки, и на сдутые еще воздушные шары, в корзинах которых уже разгорались горелки, готовясь поднять три шара со снайперами над пестрым воинством штаба.

– Бардак. Но смотрится ничего! – бодро сказал Отставник.

– Н-да, красиво, – согласился Сергей.

Юрген промолчал, оглядывая жиденькую цепочку вооруженных автоматами и ружьями пехотинцев, собранных со всех боров по сосенке. Он пялился на них с таким видом, будто увидел перед собой белых лабораторных крыс, решивших вдруг затравить уссурийского тигра.

– А где, собственно, дрессированный хорек? – вдруг спросил он.

– Хорек в резерве, – ответил ему из-под забрала шлема выехавший из пролома Тамплиер, да так, что не ясно было, шутит он или действительно цирковой зверь находится в резерве этого нелепейшего воинства.

Видно было, что Юрген совершил над собой колоссальное усилие, подавляя желание спросить про бодучего козла из грота. Мысль напрашивалась сама собой.

Тамплиер поднял забрало и подмигнул нам:

– Ну как, не желаете присоединиться?

– Нет уж. Неандерталы сами сюда подойдут чуть погодя. Мы их тут подождем.

Сергей был слегка нервен и бледен лицом. Тамплиер театрально пожал плечами. Стальные наплечники звякнули о титановую кольчугу.