— Ого, — удивился Андрей, — ты уже выучилась языку?

— Я быстро учусь, — отвечала Люси по-английски. — А потом, это слово у вас очень популярно.

— У нас много популярных слов, — засмеялся Сорин, — и это — не самое популярное.

— Да-да, я знаю, — улыбнулась в ответ Люси, — но это не слова приветствия…

— По крайней мере, между друзьями, — перебил ее Сорин. — Рейс тот же? — спросил он.

— Конечно. Мне все удалось.

— Тогда пошли. Возьми чемоданчик.

Он передал ей и короб и, дождавшись, пока подойдет ее очередь на посадку, неторопливо двинулся за ней. Он видел, как она проходила таможню, что-то быстро и настойчиво объясняя инспектору и показывая бумаги, видел, как таможенник попросил ее открыть короб, как перебрал картины, сверился с бумагой, потом удовлетворенно кивнул и сделал разрешающий жест. Люси улыбнулась и прошла внутрь таможенной зоны.

Для самого Сорина пересечение границы не составило никаких сложностей. Так же легко и безбоязненно он пересек паспортный контроль, уже привыкнув к полетам по чужим документам. Они погрузились в самолет, и тот, набрав высоту, взял курс на объединенный Берлин.

Двумя часами раньше из Москвы тем же путем отправился в Прагу Паша Черкесов. Прибыв в чешскую столицу, он тут же связался по телефону со своим старым проверенным приятелем, переселившимся сюда около трех лет назад, быстро обрисовал ему ситуацию и после сытного, но непродолжительного обеда в итальянской пиццерии неподалеку от «Старо Място» уселся за руль подержанного, но еще крепкого «БМВ». Взяв курс на запад, он покатил по трассе «Прага — Дрезден — Берлин», надеясь оказаться в Берлине уже часов через пять, нисколько ни опасаясь при этом пограничного контроля, потому что вместе с новым паспортом на имя российского гражданина Иванова у него лежал еще и другой, полученный только что в Праге, на имя Костакоса Зандопуло, гражданина Греции, жителя Афин, женатого бизнесмена, отца двоих детей. Этот замечательный паспорт позволял ему проделать весь путь в безвизовом режиме. А потому, прислушиваясь к песенке Бритни Спирс, несущейся из автомобильных динамиков, он выжимал 120 километров и весело летел на встречу со своим бывшим шефом Геннадием Андреевичем Ермиловым.

Выгрузившись в Берлине, Андрей проигнорировал гида с табличкой, на которой красовался логотип его туроператора, дождался Люси и вышел на площадь перед аэропортом.

— Куда теперь? — спросил он девушку.

— Сначала в отель. Я знаю здесь один, неподалеку от Курфюрстендам: респектабельное и недорогое место.

— Учти, моих финансов с трудом хватит на два-три дня, — уведомил Люси Сорин.

— Не страшно. Пока я тебя буду спонсировать, — улыбнувшись, ответила англичанка.

Они взяли такси и покатили по названному адресу. Через полчаса компаньоны-любовники уже обживали небольшой, но уютный номер на втором этаже четырехэтажного пансиончика, принадлежавшего пожилой немецкой фрау.

— Когда пойдем в галерею? — спросил Андрей.

— Не торопись, — ответила Люси. — Мы так долго не виделись. Я думаю, у нас есть время заняться чем-нибудь более интересным, чем продажа картин.

Она придвинулась к Сорину и, прижавшись к нему, потерлась грудью о его грудь. Андрей, полночи проведший в постельных утехах с Леной, которой он так и не решился сказать о своем окончательном исчезновении, сперва хотел отстраниться. Однако машинально приобняв девушку за круглую тугую задницу, он почувствовал, как желание просыпается в нем, и уже буквально через минуту сам торопливо начал срывать с нее одежду, чувствуя, как ее ловкие, умелые пальцы тоже расстегивают пуговицы его рубашки, молнию джинсов и забираются все глубже в поисках яростной, пульсирующей плоти.

То, что происходило в этот раз между ними, лишь с натяжкой можно было назвать сексом: это больше походило на какое-то пластическое действо, какой-то странный танец, то убыстряющий, то замедляющий свой ритм; то тягучий, пряный, с тяжелыми переливами тел и вязкими мягкими движениями, то вдруг взрывной, настырный и злой, похожий на борьбу за право господства, когда сходятся два разных начала в попытке овладеть друг другом. Так продолжалось около двух часов и, вероятно, могло продолжаться еще больше, если бы у них обоих достало сил.

Первым взмолился о пощаде Сорин.

— Все, все, больше не могу, — сказал он, — надо сделать перерыв. В конце концов, я хочу поесть и выпить кружку настоящего немецкого пива.

— Насчет поесть очень правильная мысль, — сказала Люси. — Пожалуй, я тоже голодна. То, чем кормят в вашем «Аэрофлоте», ни один нормальный человек проглотить не может.

— Но ты все-таки ела это.

— Только для того, чтобы как-нибудь убить время. И, в конце концов, не умирать же мне с голоду на высоте девять километров над землей. Все, я пошла в душ, а ты пока посмотри список галерей. Вот он. — И она протянула Сорину блокнот, где красивым почерком были написаны несколько названий.

Из четырех галерей, которые так или иначе могли заинтересовать любовников, больше всего Андрею понравилась одна, директором которой, судя по записям Люси, был некий герр Рахлин. Если имена других владельцев звучали абсолютно по-немецки и ничего не могли сказать Андрею, то фамилия «Рахлин» вселяла в него смутную надежду на встречу с бывшим соотечественником. «А раз так, — подумал Андрей, — значит, и торговаться будет легче, значит, и бюрократических проволочек будет меньше. Конечно, шанс, что нас опять кинут или попытаются это сделать, весьма велик: ведь наши соотечественники славятся такого рода демаршами. Однако мудрость приходит с опытом, и так просто я им в лапы не дамся. А говорить на родном языке все же приятней».

— Люси, — крикнул он девушке.

— Да, — отозвалась подруга, выходя из ванной.

— Что ты знаешь о галерее Рахлина?

— Рахлин? Дай-ка вспомнить… А, ну да, Рахлин, мы же говорили в Лондоне. Это какой-то бывший русский.

— Я думаю, что скорее нынешний еврей, — парировал Сорин.

— Еврей, татарин — какая разница? Для нас вы все — русские, вы же выходцы из России.

— Ну-ну, извини.

— Толком я ничего не знаю. Галерея у него года четыре, хотя не поручусь за точность. Занимается он, по-моему, всем: знаю, что иконами, знаю, что авангардом. Про авангард мне сказали друзья в Лондоне. А почему ты выбрал именно его?

— Видишь ли, мне приятнее говорить с соотечественником на родном языке, чем на английском с немцем.

— Да, но все ваши, как правило, скрытые мафиози.

— Не преувеличивай, дорогая, — сказал Сорин. — Кроме того, не забывай, что и мы не очень в ладах с законом, не так ли?

— Ты хочешь прийти к нему с картинами?

— Зачем же, — удивился Андрей, — мы отнесем ему фотографии. У тебя ведь есть камера?

— Конечно, — ответила Люси.