Некоторые, правда, не выдерживают столь приевшийся мотивчик: «Эх раз, еще раз, еще много, много раз…» — и со словами: «Знаешь что, мамуля, — живи-ка ты как хочешь, только уж нас, пожалуйста, избавь от своего неусыпного попечения, мы уж как-нибудь сами по себе», — откалываются, пополняя ряды отстраненных философов, что с туристической котомкой за плечами пилигримами странствуют по свету в горьких раздумьях о Родине. Другие же, у кого нервная система покрепче, позволяют себе риторически воскликнуть: «Нет, надо что-то менять! Но что? Хотя что — ясно! Правильнее было бы сказать — с чего начать?… или начать?… Впрочем, это детали: всякие там апострофы, дефисы и ударения — это всё никчемные навороты в нашем большом деле наведения государственного порядка, да и сама грамотность, честно говоря, — не наш конек. Главное — сдвинуться с мертвой точки, приступить наконец к поступательному движению, а уж в каком направлении — большого значения не имеет». И надо же, всегда подверженная недугам, от рождения страдающая глухотой к мольбам своих неухоженных детишек, мать-Родина, приставив ладошку к уху, вдруг слышит этот жалобный стон, и голосом доверенного попечителя бойко рапортует: «Ну так мы и меняем. Вот сейчас, к примеру, укрепляем вертикаль власти…» А поскольку попечитель оказался бывшим работником спецслужб, — а там, как известно, будь ты хоть трижды бывшим, — мастерство не пропьешь! да и отвечал он к тому же для большей конспирации по-немецки, в костюме горнолыжника с торчащими из-под него тесемками от спортивного японского маскхалата, — короче, никто так толком ничего и не понял. Пришлось посылать к нему депутацию, дабы переспросить: «Послушай, мил-чело-век, скажи ты нам ради Христа по-простому — на кой ляд сдалась тебе эта вертихуля? небось губернатора, чай, прихватить надумал?» И подстраиваясь под народный говорок, попечитель уже доходчиво пояснял с плотоядной улыбкой: «Ужо я ему задам, ужо при мне не забалует». — «Ну, тадысь — другое дело, — хором соглашались ходоки, — тадысь и мы обоими руками „за“».

Ну а если народ «за», — а собственно говоря, чего бы ему быть «против», когда на шару анонсируют старинную русскую забаву — для острастки непокорных намылить кое-кому из них холку, — то по мне лучше — «против», хотя что с вертикалью, что с горизонталью, — всё едино. Устройство государственной власти в России — дело темное, и кроме тех немногих, кто в нем лично заинтересован, всех остальных оно не волнует, оно им — до лампочки, и мне тоже. Но какую-никакую гражданскую позицию я должен иметь? Да просто обязан! А иначе, не имея позиции, каким скучным, малоэрудированным собеседником я могу показаться Толяну — моему дотошному соседу по деревне Горка, — когда, присев на лавочку возле баньки и разложив в качестве закуски головку лука и корку черного хлеба, я встречу его строгий взгляд, в котором еще с позапрошлой осени застыл животрепещущий вопрос: «Так что, сразу пустим в расход кровопийц трудового народа — губернаторов или чуть погодя, как бутылку прикончим?» — «Конечно погодя!» — отвечаю я, как бы понуждая его вспомнить мудрое народное изречение: «делу время — потехе час» и подразумевая этим, что, хотя я и уважаю его благородный порыв, тем не менее, не отношу себя к сторонникам насильственных действий, особенно в тех случаях, когда на кону греется бутылка. А поскольку Толян, как правило, ломался уже на третьей стопке, и там же, под березой, мирно засыпал, то претворить в жизнь свое заветное желание ему так до сих пор и не случилось. Да еще вечно некстати появляющаяся Надя — супруга Толяна, что всякий раз выскакивала как черт из табакерки, чтобы разбудить его отборными матюками, огладить хворостиной и отправить доить скотину, также препятствовала воплощению его сокровенных мечтаний о справедливом возмездии угнетателям трудового народа.

Как любил говаривать один классик, загадывая в очередной раз шараду для потомков: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны». В ответ на эту сентенцию народ понятливо кивал головой и, не возражая в принципе против подобной формулировки, всё же озадаченно чесал затылок и шушукался промеж себя: «Советская власть — это как?» И так мучительно происходило разгадывание этой шарады, столько дров при этом было наломано, что не в силах более видеть, с каким исступленным самоистязанием дается народу решение означенной головоломки, уже другой классик — наш современник, верный продолжатель дела партийно-коммунистического строительства в условиях обновленной России — сжалился над нами и раскрыл ее особый, непостижимый смысл. «Советская власть, — признался он, — это сущность нашего бытия… Крестьянская община, казачий круг, дворянское собрание, собрание трудового коллектива…» С безотрадной скорбью относясь к этой кощунственной разгадке, в рамках которой, понятное дело, не могла уместиться санитарно-гуманистическая роль советской власти как хирургического инструмента для ампутации гангренозных казачьих кругов и дворянских собраний, — я, тем не менее, вынужден с ним согласиться. Сущность российского бытия схвачена точно.

Так вот, исходя из того, что такое бытие, такая коммунальная общага мне совсем не улыбается, а приведенный перечень заканчивается многоточием и в любой момент может быть пополнен собраниями профкомов, домкомов, соседей по лестничной площадке и т. д. и т. п., то и крепить государственную мощь путем пробуждения несколько притомившейся и оттого пока что мирно посапывающей советской власти, то есть лепить совокупность собранного, строить собрание целого соединением отдельных частей, — мне как-то без надобности.

Ба! Что тут началось! Оказывается, она вообще глаз не смыкала, оказывается, сон даже не смежил ей веки…

Из толпы жильцов, пришедших на собрание подъезда по поводу установки домофона, навстречу мне решительно выдвинулся человек в поношенном воинском обмундировании, правда, без погон и портупеи, но прекрасно сохранивший для своего пожилого возраста армейскую выправку и партийный гонор. Чеканя каждое слово, будто шаг на плацу, он рубанул правду-матку не в бровь, а в глаз:

— Учитывая, что мы живем с вами в одном подъезде, крайне досадно, молодой человек, слышать от вас подобное. Вы что же — ратуете за поражение?

— Какое поражение? — не понял я.

— Ну как же! Призывая к ослаблению государственной власти, вы сознательно толкаете страну в звериные лапы ваххабитов.

— Се-кун-дочку! — сообразив, куда клонит эта старая шпала, поднял я брошенную перчатку. — Может быть, вы еще скажете, как в памятном для вас 17-м году я призывал солдат брататься с германцем?

Это неприятное напоминание немного остудило пыл моего противника. Но расценил он его по-своему: всего лишь как успешное отражение с моей стороны атаки одной только дикой дивизии ваххабитов, в то время как ворог наседал стаей.

— А НАТО?…

— А что НАТО?

— Как это что! Вы разве газет не читаете, не знаете о планах расширения НАТО на восток?

— Товарищи! — раздался взволнованный голос ведущей собрание. — Попрошу не отвлекаться на посторонние темы. Мы для чего здесь собрались?! Давайте по существу. Так будем платить за домофон или нет?

— Нет, — сказал отставник, и волна единодушного одобрения прокатилась по рядам участников собрания. — Нет, — еще раз, но уже более требовательно повторил он, — пусть не увиливает от ответа! Так что насчет расширения НАТО на восток?