– Конечно, ладно, занимайся своими делами. Мы тебя тут подменим! А если помощь нужна, звони обязательно – я приеду.

– Спасибо, думаю, справлюсь.

После этого Полина уже о работе не вспоминала. Она наслаждалась этим днем, шумным, ярким, громким. Ей нравилось сейчас быть зрителем, расслабленным, снисходительным и рассеянным. В кафе менялись посетители, некоторые приходили большими компаниями, некоторые, как и она, устраивались в укромных уголках, чтобы побыть в одиночестве и на людях одновременно. Полина украдкой наблюдала за парами – их в этом кафе было немало. Кто-то шепотом выяснял отношения, кто-то, взявшись за руки, блаженно улыбался и молчал, кто-то, не обращая внимания на спутника, изучал зал. «Интересно, сколько здесь мужей и жен, обманывающих своих половин?!» – Полина подумала об этом без злости и обиды, она подумала об этом, поскольку вдруг, внезапно, на какое-то мгновение, поняла Костю. Что-то завораживающее, таинственное и вместе с тем притягательное было в этих свиданиях разной степени безобидности. В них было что-то, что заставляло забыть о неприятностях, проблемах, тревогах. Влюбленные невнимательно и торопливо отвечали на телефонные звонки, рассеянно смотрели в меню и, казалось, вовсе не замечали окружающих. Все, что находилось там, за стенами кафе, и даже вне этого маленького кофейного столика с ярким цветком календулы в копеечной вазочке, казалось, почти не существует, реальными были только глаза напротив. «Это как поездка в отпуск, – внезапно подумала Полина, – поездка далеко, за границу. Собраны чемоданы. Взято только то, что там может пригодиться, то есть совсем немного. А все нужное, не раз выручавшее, оставлено дома, брошено в спешке комом в платяной шкаф. А для кого-то это – эмиграция. Кто-то не вернется уже к старым вещам и любимым привычкам». В кафе Полину охватило чувство тревоги. Той тревоги, от которой она была избавлена утром. Сейчас она осознала, что все чувства сегодняшние – это все понарошку. Ее спокойствие – спокойствие жены, точно знающей, что одежда и книги супруга на своих местах, а любимая чашка стоит на столе в их доме, и муж из командировки вернется через семь дней. Костя не ушел, он просто уехал на какое-то время. Поэтому она так спокойна. А что будет, если в один прекрасный день плечики окажутся пустыми, а книжные полки поредеют? Интересно, как много значат эти внешние признаки семейных драм?

Незаметно сняв туфли, Полина вытянула ноги. Теперь, когда прожитый день показался «обманкой», ей больше всего захотелось оказаться дома. Гул кафе раздражал, солнце слепило. Полине казалось, что она находится на сцене, под прожекторами, и каждая морщинка, каждая унылая складочка на ее лице заметны. Надо было собраться с силами, дойти до перекрестка и поймать такси – на душный и подчас обременительно-общительный общественный транспорт душевных сил не хватало.

Таксист оказался разговорчивым и шумным, знающим ответы на все вопросы. Особенно по части политэкономии. Молчание пассажирки его не смущало, он успел высказаться по поводу цен в магазинах, банковских мошенников и проституции. Последнее явление его больше всего волновало:

– У меня девчонка четырнадцати лет! Как я ее могу отпускать куда-нибудь одну, хоть привязывай к матери. Деньги же надо зарабатывать! А тут, понимаешь ли, каждый вечер по всем дворам стоят!

Пока они пережидали красный свет на светофоре, к машине подбежал мальчуган-цыганенок. Грязными ладошками он елозил по стеклу. Полина вытащила рубль и протянула ему.

– Господи, куда мать смотрит, под машину попадет!

– Она куда надо смотрит, он-то как раз под присмотром. Это наши дети без глазу! – Водитель со злостью переключил скорость, а Полина замолчала. Таксист действовал ей на нервы. Ей даже показалось, что у нее поднялось давление. Наконец машина затормозила у подъезда. Полина, пытаясь не думать о каблуках и борясь с желанием остаток пути проделать босиком, проковыляла к дверям. Когда она взялась за дверную ручку, раздался негромкий смешок:

– Никогда не понимал, почему женщины сменную обувь в мешочках не носят?! – На стариковской скамеечке у подъезда сидел Дима. Рядом стоял огромный пакет из супермаркета с торчащим хвостом сельдерея, коробкой конфет и витиеватым стеклянным горлышком. – В гости пригласишь?

Через час с небольшим Полина и Дима сидели друг против друга. Перед ними на журнальном столике выстроились тарелки со снедью и большая салатница. Полина, перекинув уставшие ноги через мягкий подлокотник кресла, рассеянно посматривала на ярко-красный лак на своих ногах.

– Отличный цвет. Для таких красивых пальцев очень подходит! – Дима, прищурившись, тоже разглядывал ступни Полины. Она хотела было ответить, но выпитое вино не позволило мыслям собраться. Она только махнула рукой. Полина уже опередила Диму на два бокала и останавливаться, похоже, не собиралась. Когда они поднялись в квартиру, Полина поначалу стеснялась и нервничала – она себе казалась несчастной, больной, обиженной. И присутствие бывшей школьной любви ее напрягало. Но стоило наконец сбросить туфли, выдать Диме тарелки, нож и прочие кухонные инструменты, а самой умыться, переодеться в футболку и джинсы, как вдруг все значительно упростилось. Первый бокал она выпила еще на кухне, пока Дима резал огурцы. После этого жизнь подобрела, бывший приятель показался родным, а личные проблемы – незначительными.

– Я, наверное, тоже развожусь… – выпалила Полина и суеверно замахала руками. – Ну, не в буквальном смысле, а так…

Она растерялась. Произнесенное слово – материально, это она знала. Она никогда не озвучивала опасения и страхи. Сейчас в душу закралось отчаяние, как будто из‑за этих дурацких слов, из‑за выпитого вина, из‑за ее несдержанности вся ее семейная жизнь пойдет прахом. Полина поставила пустой бокал на стол, а Дима без промедления его наполнил.

– Не спаивай меня, мне нужны трезвые мозги, мне надо решить, как поступить с мужем.

– Да не спаиваю я тебя. Ты сама несешься во весь опор. Но, может, тебе так сейчас и надо?

Полина откинулась на спинку кресла и внимательно посмотрела на Диму. Вот он перед ней сидит. Ее мечта, тот, из‑за которого она прибегала в школу на полчаса раньше, чтобы успеть привести себя в порядок. В классе она всегда садилась неподалеку от него и ловила каждое его слово. В старших классах она перестала ходить на все вечера. Сначала потому, что он туда не ходил – был слишком занят из‑за вечных тренировок. Потом он вдруг заинтересовался школьной жизнью и, появляясь на вечеринках, стал уделять внимание девочке из параллельного класса. Полина переживала и стала встречаться с ребятами, с которыми училась на подготовительных курсах МГУ. Но особой радости ей это не доставляло. Дома она иногда набирала Димин номер телефона и, услышав голос, бросала трубку. Потом она лежала на диване и слушала модных тогда Адамо, Мирей Матье и Окуджаву. Разглядывая себя в зеркало, она отмечала вздернутый нос, мелкие прыщики на лбу и неплохую фигуру. Настроение портилось, но ненадолго. Она все-таки была оптимисткой – это во‑первых. А во‑вторых, ее энергия, начитанность и умение стильно одеваться делали свое дело. Вокруг нее всегда были молодые люди. Может быть, не те, которые нравились ей, но те, которым нравилась она. «Слишком планка твоя высока!» – говорила мама. А тетя Тамара, мамина сестра, приезжавшая в гости и любившая поболтать с Полиной о всякой женской всячине, как-то раз строго произнесла: