Твердое решение развестись с женой Олег принял уже давно. Где-то год назад. Ему очень быстро стало ясно, что для него, склонного к сомнениям и колебаниям, еще более слабый партнер – это непосильная ноша. Разговор, неприятный и провоцирующий громкий конфликт не только между супругами, но и между их родителями, он долго откладывал. Но Света, похоже, уже обо всем догадывалась. Олег, как-то заглянувший в ее платяной шкаф, обнаружил, что большинство вешалок – пустые. Что будет дальше? Он даже не задумывался об этом. Ему хотелось исправить ошибку, которую он сделал тогда, давно, женившись назло ушедшей к другому Лене. В разговорах с Полиной он все чаще вспоминал начало их знакомства, то, как она его поддерживала. Олег и раньше особенно не торопился домой, а теперь и вовсе готов был до бесконечности бродить с Полиной по Москве, ездить с ней в химчистку, прачечную и за хлебом. Все свободное время он теперь согласовывал с Полиной. А та как будто этого не замечала. Она после работы неслась по магазинам – ей хотелось обновок. Таких, которые бы заставили Костю, когда он вернется из Дагомыса, охнуть и еще раз осознать, какую глупость он совершил, связавшись с Аллой. Она села на диету, с утра делала зарядку, записалась в шикарный салон на стрижку. Она хотела предстать перед мужем совсем другой. За всеми этими хлопотами Полина не замечала странности в поведении Олега и совсем уж небрежно разговаривала с Димой. Дима после той их встречи звонил почти каждый день, интересовался, как дела, и каждый раз приглашал куда-нибудь поужинать. Полина сочиняла отговорки, не узнавая себя. «Надо будет как-нибудь с ним встретиться. А то неудобно, у него, наверное, на душе тоскливо…» – эта мысль мелькнула и тут же была погребена под фантазиями о встрече с Костей. Так она навсегда избавилась от того, кого сама называла «вечной любовью». Полине казалось, что сейчас она на пороге новой жизни. Что сама она стала мудрее, старше, что она не только простила мужа, но и поняла его. В глубине души она уже сама за Костю ответила на все эти мучительные «за что?», и «почему?», и «как ты мог?». Ответы ее вполне устроили – ей и в голову не приходило, что Костя может ответить по-другому. Она сама уже помирилась с мужем и с нетерпением ждала его возвращения. Все эти дни она просыпалась рано, мысленно перебирала свои наряды, решая, в чем встретит Костю. Подбирала слова, которые скажет и после которых, как ей казалось, наступят новые времена, до боли похожие на старые. «Надо и его понять. Мы жили как привязанные друг к другу. Кому угодно надоест. Нет, это, конечно, не повод для измены. Но… Ведь Алла со своей подругой может врать. Специально, чтобы мы поругались». Полина собрала волю в кулак и убедила себя в том, что Костя, скорее всего, и не виноват.

Длинный междугородний звонок застал ее врасплох. Она уже вышла из квартиры и пыталась найти ключи. Держа в руках кошелек, пудру и пакетик с леденцами, она подбежала к телефону.

– Алло, привет! Ты как там? Все нормально? Слушай, я звоню, так получилось, что все тут задержатся еще дня на три. Мне неудобно уезжать… Ты не волнуйся, три дня, и я самолетом вылетаю, билеты у меня на руках. Целую.

– Хорошо, я поняла… – Полина села в кресло, как была в плаще, в руках по-прежнему были самые «нужные» мелочи из сумки. У Полины вдруг пропали все силы. Ехать никуда не хотелось, работа стала казаться ненужной и тяжелой. Полина не могла заставить себя выйти на улицу, на солнечный свет, к людям. Она сидела в кресле не в состоянии пошевелиться. Надежда, понимание, желание и способность простить рухнули. Подумаешь, три дня! Что за это время могло случиться? Ничего… Но теперь Полина поняла, что она не простила Костю, что все эти дни она пыталась уговорить себя и пряталась от своей внутренней правды походами по магазинам, выбором нового платья и прически. И как всегда в таких случаях бывает, хрупкое равновесие нарушается незначительным, но совершенно реальным фактом. Вся их история сейчас показалась Полине длинной запутавшейся ниткой со множеством узелков. И ей стало ясно, что сил на эту ювелирную дамскую работу – распутывать и выпрямлять, сглаживать и приглаживать – у нее больше нет. Сейчас ей под силу только разрубить все эти узлы одним махом. Обычное женское несчастье утомило, лишило сил, воли и желаний. Душевная усталость – то оцепенение, которое притупляет нашу бдительность и позволяет нам совершать непоправимые ошибки, эта прародительница несчастных судеб, охватила ее. И теперь будущее находилось во власти случайностей и обид.

Полина еще не знала, что Костя действительно прекратил все отношения с Аллой. Он поговорил с любовницей, объяснил ситуацию и достаточно деликатно выдержал сцену гнева. Алла дала волю слезам, долго упрекала, потом, поменяв тональность, ласково упрашивала. Но Костя был непреклонен. И в конце концов сам вынудил Аллу произнести слова: «Ну что же, наверное, не судьба…» Но как всегда бывает, эта поездка оказалась таким своеобразным прощанием Кости с его служебным романом. И от того, что все точки над «и» были уже расставлены и никто от него не ждал никаких авансов и обещаний, этот прощальный дагомысский флирт оказался упоительно бездумным и веселым. Тем более что Алла, вдруг на минуту поверившая в возврат отношений, была весела, нежна и ласкова. И когда все командированные решили продлить свою поездку, Костя, не раздумывая, остался: «Да ладно, в Москве все уже будет по-другому… Три дня ничего не решат».

Олег увидел Полину, как только она вышла из такси. Она переходила площадь и из‑за каблуков казалась высокой. Ему было заметно, как она ссутулилась, ее почти не накрашенное лицо казалось утомленным. «Наконец-то завтра развод. И зачем столько тянул? Измучил Светлану, сам измучился…» – эта мысль привычно мелькнула у Олега. Он так часто думал об этом, что свыкся с ней, не представляя, какое же несчастье эта мысль принесла жене. Но глядя сейчас на Полину, он отчетливо понимал, что возврата назад уже не будет. Понимал, что он счастлив. Олег отогнал воспоминание о растерянном и отрешенном лице Полины, когда он ей делал предложение. «Она просто очень устала», – подумал он.

Зимний Петровский парк почти не освещался. Только фары машин выхватывали узкие аллеи и поздних прохожих, спешащих к метро. Заиндевевшие окна троллейбусов и синий утоптанный снег на мостовой напоминали о приближении Нового года. Тот, кто решился бы, несмотря на сумерки, сократить путь и пройти мимо старой ограды, тот обязательно бы увидел обнявшуюся пару. Она, в короткой рыжей дубленке, горько плакала, уткнувшись ему в грудь. Он обнимал ее и, поглаживая по голове, уговаривал: «Нерпа моя глупая, возвращайся домой. Возвращайся…»