Поначалу в редакции Полину он почти не замечал. Она появлялась где-то в полдень, когда во всех кабинетах был уже аврал, все старались успеть дописать, дослать, доснимать, еще раз все перепроверить. Полина усаживалась за свой компьютер и уходила с головой в работу. Заканчивала она поздно, когда коридоры были пусты и только дежурный редактор с дежурной бригадой сидели в секретариате и травили журналистские байки. Она заходила к ним, прощалась и отдавала ключ от кабинета. Зимой закутанная в шубу, летом в легких цветных платьях, она выглядела худой, курносой и очень серьезной девушкой. Олег тогда разводился с супругой. И метался между надеждой, что все обойдется и они останутся вместе, и отчаянием, что уже ничего нельзя поделать. В оптимистический период он скупал ящиками клубнику для варенья, узнавал в месткоме о путевках в Евпаторию, но после каждой новой ссоры бегал по друзьям и интересовался, где можно снять комнату на долгий период. В результате они все-таки разошлись. Лена переехала к своему новому избраннику, оставив квартиру бывшему мужу. Олег с горя напился, запорол срочный материал, разругался с главным редактором. А потом однажды встретил Полину в редакционной библиотеке. Она копалась в старых толстых журналах и, наконец выудив из кучи «Новый мир» за 1975 год, обрадовалась:

– Наконец нашла… будет что почитать.

Он покосился на нее и попросил помочь найти ему что-нибудь жизнеутверждающее. Он так и сказал: «Жизнеутверждающее».

– Жизнеутверждающее – это вам пятилетний план развития легкой промышленности нужно взять. Но я посоветую смешное и умное – возьмите Ивлина Во.

Олег проглотил книжку в один присест. Оказалось, что в его образовании огромные пробелы, особенно это касалось зарубежной литературы. Так они познакомились, а потом и подружились. И именно Полина была рядом с ним в самые тяжелые дни развода. Олег приходил иногда к ней в кабинет, усаживался на стул, листал старые журналы и молчал. Полина тоже молчала, поскольку разговаривать и работать одновременно она не любила. Закончив дела, она поворачивалась к нему:

– Ну как ты? – В голосе звучало участие, и Олег заново и вслух пытался найти ответ на вопрос: «Почему же Лена ушла?» Потом они вместе выходили из редакции и, провожая друг друга, никак не могли разойтись. Так продолжалось достаточно долго – редакция все это отметила, и поползли слухи. Но между ними ничего не было, только дружба. А вскоре Олег ворвался к Полине:

– Я женюсь!

Полина поздравила его, скрыв удивление – она ни о ком от него вообще не слышала. Потом выяснилось, что женится он на дочери давних знакомых его семьи, когда-то они в детстве жили по соседству. И сделал это, чтобы «насолить» бывшей жене. Полина деликатно намекнула на некоторую поспешность такого решения, но больше ничего говорить не стала. Она не знала, как в этом случае поступила бы сама. «Слава богу, нам это не грозит!» – мелькнула тогда самодовольная мысль.

Сейчас она бы уже так не подумала. Полина смотрела на берег, где на фоне открыточной Кремлевской стены бежали машины. Ей почему-то стало легче. Как будто полоса воды отделила ее от тяжелых мыслей, от необходимости разбираться во всем, что было так запутано. Полоса воды отделила ее от тяжелых мыслей, от их квартиры, красивой, чистой и населенной молчанием, похожим на ложь. Полине показалось, что как только в квартире все встало на свои места, так автоматически закончился еще один период их жизни и начался другой. В котором вместе с Костей они уже не будут. Она смотрела на нарядный город и понимала, что она сейчас вдруг возненавидела их дом, словно это он символ раздора, и что возвращаться туда каждый вечер ей будет все труднее и труднее. Полина вздохнула – рассказать Олегу она ничего не сможет. Ведь это будет предательством по отношению к их с Костей прошлому, и все, что происходит сейчас, должно остаться между ними.

– Послушай, что все-таки с тобой происходит? Может, станет легче, когда расскажешь? Ты же знаешь, дальше меня ничего не пойдет. А совет заинтересованного лица не помешает. – Олег попытался пошутить, но шутка у него получилась с намеком. Полина намек поняла, но реагировать на это было выше ее сил. «Господи, и ты еще! Ну как ты не можешь понять, что не до тебя сейчас. Вообще, ни до кого!» – Полина не заметила, как изменилось лицо Олега. Теплоход причалил у гостиницы «Украина», немногочисленные пассажиры сошли на берег. Олег и Полина последними прошли по деревянным мосткам и оказались на небольшой зеленой площадке. Как она здесь сохранилась между каменной глыбой высотного здания и корпусами старых заводиков?!

– Давай пройдемся, а потом я тебя на такси отправлю. – Олег замедлил шаг.

– Да нет, я поеду. Домой надо. – Полине совсем не хотелось домой, но в городе, летнем, ярком, беспечном, ей с ее мыслями и настроением было неуютно. Она чувствовала себя некрасивой, несвежей, помятой. Да и Олег стал ее смущать. Он вел себя с ней предупредительно, но именно поэтому казалось, что он все знает о ее тайнах. И жалеет ее. «Что может быть хуже обманутого супруга – не важно, муж это или жена. Жалкое зрелище!» Полина запахнула пиджак – летний вечер спускался на город синевой и прохладой. Олег уже стоял у бордюра и объяснял водителю, куда надо ехать.

– До завтра. – Олег кивнул и сделал шаг к ней, но потом остановился. Было ясно, что он хотел поцеловать ее или обнять. Полина села в машину и оказалась наедине со своей бедой. Машина только миновала Кутузовский проспект, а она уже поняла, как много сегодня сделал для нее Олег. Само его присутствие, его внимание – и эта коробка конфет, и кофе, и стремление рассмешить и отвлечь, все это делало ее переживания не такими острыми. Ощущение одиночества и растерянности, которые ее преследовали, отступали, становились немножко ненастоящими и книжными. А оказавшись в машине, она с ужасом представила себе пустую квартиру, поздний приход Кости, молчание в лучшем случае, в худшем – вранье. Полине внезапно захотелось, чтобы Олег был сейчас с ней рядом, чтобы можно было почувствовать себя под чьим-то крылом.

Не успела Полина войти в дом, как зазвонил телефон.

– Привет, доехала, все нормально? Если что-нибудь надо будет, позвони. До завтра. И не расстраивайся ты так. Еще классики писали: «Все образуется!» – Олег вздохнул на том конце.

– Ладно, будем на это надеяться.

Самое неприятное было ездить к «контингенту» на дом. Во-первых, это не отменяло остальной работы. А во‑вторых, капризы «контингента» на родной для него территории потрясали воображение и отнимали много сил. Больница же была ее вотчиной, и попробуй что-нибудь возрази. Собственно, «контингент» и не возражал. Света работала в ЦКБ. После окончания мединститута туда ее устроила мама. В коллективе Свету любили – она была тихой, не заносчивой, никогда не хвалилась своими связями, а ведь заведующий вторым корпусом был близким приятелем ее родителей. Больные, они же «контингент», Свету уважали. Чиновники разных мастей никогда не позволяли сальных шуточек, намеков, игривых похлопываний по разным частям тела. С ней вполголоса, серьезно обсуждали диагнозы, назначения, процедуры. Это с другими молодыми врачами и медсестрами все было иначе. Света отлично понимала – сюда, в ЦКБ, она попала по блату. Внешность у нее была более чем скромная, а охотников заигрывать с молодым врачом – немного. «Контингент» отводил душу с миловидным, как на подбор, младшим медицинским персоналом. С одной стороны, это Свету радовало – не было необходимости держать оборону, а с другой стороны – огорчало. Столь же равнодушно к ней относились сначала ее одноклассники, потом однокурсники. Романов у нее почти не было. Было несколько свиданий с мальчиком из Волгограда. Как-то после кино он проводил ее до подъезда. Тут вышел отец. При виде покрасневшей дочери и ее смущенного спутника он поджал губы, но ничего не сказал. Вечером родители сначала с пристрастием ее допросили, а потом постановили: