На больших церковных соборах начала XV века, в частности на Констанцском, тоже использовалось разделение на нации, и в каждую нацию входило несколько государств, более-менее близких по своей географии, истории или языку. Итак, нация, в старинном понимании этого слова, представляла собой своеобразную форму структурирования европейского пространства и общества. Так, в ходе торговой экспансии за пределы Европы европейские купцы за границей в торговых конторах или на ярмарках объединялись в «нации», которые состояли из купцов одного города или одного региона, — такие объединения всячески помогали своим членам вести дела.

Явлением, близким к национальному чувству и проявившим себя во всей полноте в XIV и XV веках, были политические пророчества. Чтение Ветхого Завета и размышления над ним приучили средневековых клириков придавать большое значение пророкам и политической стороне их пророчеств. Колетт Бон (Beaune) считает, что в этом смысле XIV век оказался решающим. Большинство европейских государств и крупных итальянских городов обзавелись собственными пророчествами. Во Франции пророчество гласило, что король Карл, сын Карла, придет к власти в тринадцать лет, усмирит мятежников, потом возьмет верх над англичанами и будет увенчан двумя императорскими коронами — в Риме и в Иерусалиме, а потом отвоюет Святую Землю и кончит свои дни в Иерусалиме. В Испании героем пророчеств был Фердинанд Арагонский: пророчества предвещали ему окончательную победу над маврами и построение нового мира. «В конце XV века, — пишет Колетт Бон, — пророчества считались уместными в любых областях. Они служили оправданием итальянских войн и подталкивали Христофора Колумба к океанским странствиям. В средневековом мире, который еще не был готов к идее прогресса, пророчество было одной из редких возможностей представить себе будущее уже написанным». Период пророчеств предвещает Европе эпоху побед и лидирующего положения в политике — Новое время. Я не разделяю мнения историков, которые, подобно Михаилу Бахтину, противопоставляют так называемое Возрождение — Средневековью, как карнавал — посту, а смех — слезам. Средние века, эпоха, когда нравственные ценности были спущены с Небес на землю, дала людям насладиться радостями этой земли. Это наглядно продемонстрировано, например, в недавно появившемся замечательном коллективном издании «Le Moyen Age en lumière» («Объясняя Средневековье»)[44].

Надо сказать, что в то время, пока Европа XV века грезила о славном будущем, в ней зрела не менее славная культура, к тому же вполне реальная. Заметное повышение интереса к чтению, торжество письменности и книги привели к изобретению книгопечатания. Первым печатным устройством в Западном мире были, по-видимому, деревянные блоки с вырезанными на них рельефными буквами — их стали использовать с 1400 года, а воспроизведенные таким образом на бумаге тексты называли ксилографиями. Ксилография была не слишком продвинутой технологией, менее эффективной, чем переписывание рукописей, которым занимались в начале XV века в специальных мастерских, где несколько десятков копировальщиков писали под диктовку хозяина. Использование бумаги открыло новые возможности, но определяющим фактором стало изобретение, сделанное около 1450 года: с того времени начали систематически использовать подвижные металлические литеры. Неизвестно, был ли немец Гутенберг изобретателем этой технологии или он только усовершенствовал ее и ввел в массовое употребление, но именно он открыл в Майнце первую типографию. В этом городе его типография с 1454 года печатала книги, используя подвижные литеры: сначала в меди специальными моделями букв выдавливались матрицы, в которых потом можно было многократно отливать литеры. В 1457 году типография в Майнце напечатала цветную Псалтырь: для печати использовалась не только черная краска, но также красная и синяя. В конце XV века книгопечатание распространилось практически по всей Европе. В 1466 году в Парижском университете создали отдельную кафедру книгопечатания, а первая типография в Париже появилась в 1470 году. Два города быстро стали лидерами в книгопечатании: Антверпен, который в то же время стал и первым в Европе крупным экономическим центром, и Венеция, где трудился книгопечатник-художник Альдо Мануччи (ок. 1450–1515), которого еще называют Альд Мануций. Как известно, дошедшие до нас книги, напечатанные до 1500 года, называют инкунабулами или первопечатными книгами. Люди не сразу осознали смысл революции, которую несло с собой книгопечатание. Хотя первопечатные книги и не были такими уж роскошными, любое издание, отпечатанное типографским способом, стоило дорого, и в конце XV века был даже период, когда произошел определенный спад интереса к чтению. Добавим, что лишь гораздо позже, в XVI веке, книгопечатание привело к обновлению собственно содержания книги. Долгие годы в типографиях печатались прежде всего Библия и средневековые религиозные тексты. В течение длительного времени книги, напечатанные типографским способом, украшали миниатюрами в духе Средневековья. Но печатной книге суждено было произвести революцию не только в области человеческих знаний, но и собственно в читательской практике. Формировалась Европа новых читателей.

XV век стал еще и временем большого прогресса в европейской экономике. Ее знаменитый исследователь Фернан Бродель, чтобы описать и объяснить происходящие процессы, ввел понятие «мир-экономика». Мир-экономика — это организованное пространство, в котором налажены регулярные экономические обмены, происходящие под контролем какого-то города или центрального региона. В XVI веке через установление регулярных связей между Северной Европой, Фландрией, азиатским миром и крупными итальянскими портами (Генуя, Венеция) складывается европейский мир-экономика, центром которого в XV веке был Антверпен. Этот процесс стал первой серьезной глобализацией после римской глобализации античного мира, которая объединяла только страны Средиземноморья. Как и все случаи глобализации, этот процесс обогатил города, регионы, социальные группы и семьи, которые в нем участвовали. Но следствием их обогащения явилось обеднение тех, кто стал жертвами этих обменов. Во многих городах они привели к пауперизации и маргинализации существенной части населения. Фернан Бродель подчеркивает, что такая глобализация не ограничивалась экономической сферой, она затронула также сферы политики и культуры. Политика откликнется на складывание мира-экономики явлением, которое назвали европейским равновесием. Начнется эпоха глобализации экономических связей, но одновременно — усугубления социального и политического неравенства.

Этот период развития Европы характеризуется подъемом и бо́льшей открытостью во всех областях. Процессы эти достигают своего пика в период, традиционно называемый Возрождением: оно разворачивается во всем блеске начиная с XIV–XV веков. В моей недавней книге «Moyen Age en images» («Средневековье в изображениях») я попытался показать, как этот поворотный момент отразился в иконографии. Вкратце повторю свои выводы здесь. Прежде всего, появились изображения ребенка, который до XIII века не принимался во внимание как самостоятельная ценность, хотя в повседневной жизни он и был предметом вечной родительской любви, — этот феномен констатировал Филипп Арьес[45]. Ребенок выходит на первый план благодаря, естественно, Младенцу Иисусу: его изображения любовно воспроизводят в апокрифических «Детских евангелиях», которых становится все больше, и в струе нового культа Младенца Иисуса ребенок на изображениях становится красивым и привлекательным, он с радостью и хитрецой демонстрирует свои игрушки, ангельский мир наводняют толстощекие младенцы-амурчики — путти. Параллельно утверждается традиция изображения женщины; раньше повсеместно ощущался культ Девы Марии в образе скорбящей Богоматери или Святой Девы милосердия, теперь же больший интерес у художников вызывает Ева, доселе оттесненная на задний план как источник опасности. В ней воплощены плотские соблазны и земная женская прелесть, ее лицо соперничает по красоте с ликом Девы Марии.