Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замбези имеет две тысячи пятьсот километров в длину и делает два изгиба, придающих ей форму латинской буквы S, положенной горизонтально. В верхнем течении, до Сешеке, она называется Лиамби и принимает имя собственно Замбези на всем своем дальнейшем протяжении, вплоть до устья.
Правда, различные племена, территорию которых она пересекает, называют ее по-своему: то Амбези, то Оджимбези, то Лонамбеджи, то Луамбези. Это создавало путаницу. Но неутомимый Ливингстон внес ясность.
Верхняя Замбези, или Лиамби, орошает земли племен баротсе, баньети и макололо. Главным городом является здесь Сешеке. Приняв чуть выше этого первобытного городка воды своего притока Чобе, река низвергается с огромной высоты в узкую базальтовую теснину, которую мы сейчас опишем, пересекает земли батоков, бапимпе, базизулу, батуга и баниаи и орошает португальские владения в Тете и Сенне. Многочисленные притоки Замбези еще мало изучены. Наиболее значительными являются слева: Кабомпо, Кафуэ, Луангва и Шире, вытекающий из озера Ньяса. Справа в нее впадают Лунгвебунгу, Чобе, Саньяти, Умниати, Луэнья. Наконец река впадает в Мозамбикский пролив, образуя широкую дельту. Наиболее значительными рукавами считаются Миламбе, Конгоне, Восточный Луабо и Тимбуэ.
Как и большинство африканских рек, Замбези имеет много порогов и водопадов и потому судоходна не на всем своем протяжении, хотя в период дождей суда могут проходить и по таким местам, которые в сухое время года для плавания недоступны. Таков, например, водопад Кебрабаса, наиболее значительный после Виктории. Периодические разливы реки подымают его уровень на двадцать пять метров. Так что здесь, равно как и через водопад Морумба, находящийся выше по течению, легко могут проходить суда и попадать таким образом прямо в Верхнюю Замбези.
Надо, чтобы цивилизация поскорей проникла на эти берега, на которых некогда находилось легендарное государство Монопотапа (в наши дни – земля племени баньети) и пышный Офир царя Соломона (земля племени маника). Места эти изобилуют золотом; недавно здесь были найдены алмазные россыпи и залежи каменного угля. В XVI, XVII и XVIII веках португальцы плавали в бассейне Нижней Замбези и с пользой для себя разрабатывали здесь богатства недр (кроме алмазов, разумеется). Об этом говорят заброшенные рудники и шахты, которые отдали примитивной технике того времени далеко не все свои богатства.
Проведут ли когда-нибудь англичане, чей колонизаторский гений уступает, впрочем, в смелости американскому, железную дорогу, которая свяжет эти места с главным городом колонии? Утвердят ли они, эти честолюбивые захватчики, свое могущество на Нижней Замбези, вытеснят ли они португальцев благодаря какому-нибудь дипломатическому трюку, на что они великие мастера? Несомненно, их предприимчивым государственным деятелям есть чем здесь соблазниться, а также дать волю ярому космополитизму их подданных. А пока что ничтожное насекомое, муха цеце, делает здесь неприступными огромные территории, и так будет продолжаться до тех пор, покуда железная дорога и пароход не придут на смену вьючному и тягловому скоту.
Как бы там ни было, вопрос о Замбези всплыл снова, ибо много смельчаков, как мы это показали выше, пришли рыться в этой земле, к которой туземцы и подойти близко боялись, такой великий ужас внушал им дым, который гремит. Доктор Ливингстон был первым европейцем, чьи восхищенные глаза видели чудесное зрелище Замбези, которая со спокойным величием катит свои воды, низвергается в пропасть, разбивается там, рычит и обращается в пыль. Мы заимствуем у великого исследователя название и объяснение того названия, которое водопаду дали туземцы.
Ливингстон прожил некоторое время среди племени макололо. Однажды их вождь Себитуане спросил его, видел ли он у себя на родине дым, который гремит. «Никогда, – прибавил Себитуане, – наши люди не позволили себе подойти к водопаду близко. Они видели его только с большого расстояния и были так потрясены пятью столбами испарений и вечным гулом, что закричали: „Мози-оа-Тунья!“ – „Там гремит дым!“»
Испарения объясняются тем, что вода, ударяясь о базальтовые пороги, разбивается на пять частей. Они поднимаются из глубины в виде исполинских султанов и слегка покачиваются на ветру, никогда, однако, не теряя ни своей круглой формы, ни своей силы сцепления. Они видны за десять километров при низкой воде и с расстояния вдвое большего в сезон дождей, когда вода поднимается. У основания они имеют светло-перламутровый цвет и, закругляясь, темнеют кверху. Эти две особенности лишь усиливают их сходство с дымом, вызываемым сгоранием горючих материалов.
Перед путешественником, который отважится спуститься в лодке хотя бы на три или четыре километра вниз по течению, откроется великолепная и волнующая картина. Он тихо поплывет среди множества островов и островков разных размеров. Это бесчисленные цветники, украшенные самыми восхитительными представителями тропической флоры. Они покрывают всю поверхность Замбези, во все полторы тысячи метров ее ширины. Исполинские баобабы, каждая ветка которых представляет собой отдельное дерево; темные мотсури, усыпанные ярко-красными плодами; стройные пальмы с пучком листьев на вершине; сребролистые могононы, хрупкие мимозы, – все переплелось на этой фантастически плодородной почве, все тянется к солнцу, все напоено благотворной росой.
Смелый лодочник, на которого не действует оглушительный шум водопада, медленно проберется между подводными камнями и водоворотами, которые не очень опасны, когда вода невысока. Несколько ударов веслами – и он достигнет острова, прилепившегося к порогам и по ту сторону которого лежит бездна.
Если он сумеет подавить свое волнение, если у него не закружится голова, если он дойдет до самого края бездны и взглянет вправо, то увидит, как Замбези внезапно всей своей массой проваливается в базальтовую трещину, имеющую всего шестьдесят метров в ширину; так бильярдный шар проваливается в лузу. Вся эта огромная водная масса беснуется и рычит в тесной клетке, она разбивается о ее скалистые стены и наконец, найдя себе узкий проход, всего в каких-нибудь сорок метров, гремя и грохоча, вырывается на волю.
Глаз не может уследить за всеми ее капризными изгибами. Он различает только облако, только клочья взбитой белой пены. От облака подымается струя пара вышиной в сто метров, и две лучезарные, сверкающие радуги играют на этой алмазной пыли, отбрасывая свое сияние на деревья, воду и скалы.
Распыленная вода поднимается высоким столбом и снова падает дождем мельчайших брызг на кусты, на дикие финики, на ползучие растения, на листву и оживляет их густой темно-зеленый цвет; она постоянно обмывает