не пойти работать на прииске, например? А теперь нам придется терпеть его присутствие еще и на этом крохотном островке! Мы ни минуты не сможем быть одни, чтобы хоть перекинуться парой слов.

– Ну, этой беде вполне можно помочь. Вместо того чтобы грести прямо на остров, мы можем высадиться на любом из этих красивых цветничков. Посмотри, сколько их здесь.

– Идет! Нам надо поговорить наедине. Наш разговор очень важен, поэтому нам надо уединиться на какое-то время.

– Решено. Значит, до завтра будем отдыхать, а завтра переправимся на остров. Наше присутствие там станет очень скоро необходимым.

– А ты не опасаешься, что нас там настигнет погоня?

– Насколько я знаю, на берегу нет лодок. Разве только у негров. Но негры достаточно натерпелись от наших искателей алмазов. Негр не посадит к себе в лодку человека с приисков, разве только чтобы утопить его. И еще: переправляться ночью никто не решится. А если они захотят пожаловать днем, мы постараемся отбить у них охоту.

– Прекрасно! Знаешь что? Давай пристанем здесь, вытащим лодку на берег и устроимся под этим баньяном. Птиц здесь много, несколько штук ты подстрелишь, Жозеф их ощиплет, а я насажу их на вертел. Пока жаркое, в котором так спешно нуждается мой желудок, будет готовиться, мы поговорим.

– Хорошо. Ты красноречив и убедителен, как Иоанн Златоуст. Приступим же к делу.

Прошло каких-нибудь четверть часа, и три калао да еще три серых попугая лежали на земле. Потрескивал веселый огонь, а Жозеф ощипывал птиц.

– Итак, – начал Альбер, – после того, как ты пожил в рабстве…

– Дай мне собраться с мыслями. У меня было столько приключений, что, если я буду говорить всё подряд, мой рассказ будет таким же путаным и пространным, как парламентская речь. Ведь мы потеряли друг друга из виду в тот день, когда я пустился по следам раненой квагги. Я поступил безрассудно, как мальчишка, который впервые в жизни попал в зайца. С тех пор прошло самое большее месяца два.

– Вот именно. А мы остались смотреть отвратительную бойню, которую бушмены называют «хопо».

– Меня предательски схватили работорговцы-португальцы. И как раз в такую минуту, когда я был обезоружен крокодилом.

– Это мы знаем. Мы даже нашли твой карабин.

– Кстати, вот он, этот карабин, как свидетельство твоих слов.

– Не может быть!

– Посмотри на следы крокодильих зубов на прикладе.

– Но постой-ка! Мы этот карабин давно потеряли. Как он попал к тебе в руки?

– Сейчас узнаешь. Но что ж ты меня путаешь с самого начала? Тем хуже для тебя. Я буду краток. Пропускаю крааль, пропускаю мучителей, которые хлестали меня и мою лошадь чамбоком, пропускаю конный побег, пытку, схожую с той, что испытал Мазепа, и то, как за мной в озере охотилась целая стая крокодилов – эти отвратительные твари определенно хотели меня съесть. Не стану описывать, по крайней мере сегодня, мои приключения в лесу, гибель коня, наповал сраженного отравленным копьем, и так далее и так далее. Все эти лишние детали удлинили бы мое повествование. Перехожу сразу к главному. Я искал дорогу в крааль и, утомившись, прилег поспать, а проснувшись, увидел целую ораву чернокожих и сразу узнал их. Эти мошенники связали мне руки и ноги, так что я и шевельнуться не мог.

– Кто же они были?

– Дружки нашего миссионера.

– Бродячий оркестр?

– Вот именно. Неплохие у него приятели. Мерзавцы, сообщники работорговцев! И они еще имеют наглость сами себя называть их поставщиками! Они знали, что я принимал участие в освобождении рабов-бушменов, и потому надели на меня колодку. Затем меня посадили в галеру… то есть в пирогу, и повезли вниз по реке, куда-то на север.

– Да уж, слово «галера» тут самое подходящее.

– В краале, куда мы приехали, я делал все, что полагается делать рабу. Как я уже сказал вам, я толок просо, работал по домашнему хозяйству, за что мне платили лишь ударами чамбока; я таскал воду, был живой куклой для маленьких монстров – детишек этих двуногих горилл…

– И долго продолжалась эта пытка?

– Дней двенадцать. Мне здорово надоело. И вот в одно прекрасное утро, когда я пришел на реку с сеткой страусиных яиц, чтобы набрать воды, я почувствовал какой-то тошнотворный запах – смесь мускуса и гниения – и сразу догадался, что где-то поблизости должен находиться крокодил. Но вместо того, чтобы пуститься без оглядки наутек, я стал соображать, куда бы тут укрыться. Хорошо, что я сразу не удрал, потому что на мокром песке лежал огромный мертвый крокодил. Он, видимо, подох давно и почти совершенно разложился. И тут я не смог удержаться от смеха: в пасти этого чудовища торчал какой-то тючок и распяливал ему челюсти. Тогда я сразу узнал этого крокодила: старый знакомый, с которым мы поиграли в Мазепу! Португальцы привязали к хвосту моей лошади охапку колючек «подожди немного», чтобы ускорить ее бег, а я завернул колючки в куртку и швырнул крокодилу прямо в пасть, когда он собрался попробовать, каков я на вкус.

– Молодец! И конечно, колючки застряли у него в глотке, и через какое-то время он погиб.

– Вот именно! Но самое интересное то, что на солнце он разлагался очень быстро, а от этого образовались газы, так что он держался на поверхности воды, как буек. Вместо того чтобы утонуть, труп тихонько плыл по течению и, по счастью, оказался вблизи деревни, где я задыхался от тоски. Право же, судьба просто обязана была преподнести мне этот подарок.

– Хоть убей, не вижу, что же может быть хорошего в этой дохлятине…

– Терпение, дерзкий молодой человек! Я ведь сказал тебе, что колючки были завернуты в мою охотничью куртку.

– Воображаю, какой вид она имела.

– Вид как вид. Рубчатый бархат первого сорта. Приедем в Кейптаун, я тебе дам адрес портного. Правда, она была вся в дырках, словно ажурная кофточка, но это значения не имело. Лишь бы содержимое карманов было цело! Я немедленно извлек куртку из столь необычной кладовки и начал осматривать ее с глубоким волнением, причину которого ты сейчас поймешь. Ты же помнишь ту куртку, ее карманы и двойное дно – это ведь настоящий склад. Прежде всего я нашел огниво и трут. Конечно, трут здорово промок, но просушить его на здешнем солнце было нетрудно. Затем, с неменьшей радостью, я нашел свою небольшую лупу, которая тоже в случае надобности может заменить кремень и огниво. С волнением я открыл правый наружный карман, там оказалось двенадцать латунных патронов с разрывными пулями Пертюизе,