Кричал он так громко, что Горчаков вздрогнул.

– Кэвч эч цэгер мвин ду! – рявкнул он в ответ достойному представителю народа Халл-3.12

Уолр гулко захохотал и побежал по аппарели. На последних метрах он с размаху плюхнулся на толстую задницу и заскользил к краю, перебирая руками.

– Мэддвл ффицин ду! – донеслось до Горчакова уже из наушников.13

Горчаков надвинул на глаза очки и побежал к люку, искренне сожалея, что все его командирские права остались на потерянном корабле. Нет, команда-то его приказов слушаться будет. А вот ученые, тем более инопланетные, вряд ли.

Но об этом он подумает позже.

В прыжке он развернулся, бросив последний взгляд на бот. Тот удалялся томительно медленно, словно Валентин и сам принял боевого коктейля, ускорившего восприятие. Светящийся теплым светом десантный отсек, распахнутая дверь пилотской кабины, синеватый свет двигателей на крыльях…

Воздух ударил, подхватил, закрутил его, бот словно вздернуло вверх, к светлеющему небу и гаснущим звездам.

Он стал капитаном без корабля.

Горчаков сжался, выпрямил тело, ловя поток. Его повело головой вниз. Валентин вытянул руки, согнул ноги, стабилизируясь. Шепнул в микрофон:

– Купол.

За спиной хлопнул и унесся вверх вытяжной парашют. Внизу падали, кружась, темные точки.

– Группа, стабилизация, купол, – скомандовал Горчаков.

Точки под ним отрастили тонкие дрожащие хвостики вытяжных парашютов, на миг превратились в стайку бойких сперматозоидов, несущихся к яйцеклетке планеты – командир даже сам остолбенел от этой ассоциации. Потом Горчакова дернуло, подкинуло вверх, над ним раскрылся купол – и тут же купола начали распахиваться под ногами, распускаться черно-бело-оранжевыми разрывами, будто взрывы зенитных снарядов, пытавшихся достать нежданных пришельцев.

«Это снова пришло», – подумал Горчаков, медленно и тяжело. Мир вокруг был медленным и неспешным, мир вращался вокруг, полный тайных смыслов и неслучайных совпадений. Воздух, холодный и острый, обрел тысячи запахов и вкусов, небо стало чужим, и планета под ним чужой, и он сам не принадлежал себе – восемьдесят килограммов земной органики за сотню световых лет от Земли, ничтожный атом в бесконечной Вселенной, самонадеянный атом, пытающийся объять необъятное. «Это шок, это снова шок, – думал Горчаков, не испытывая ни страха, ни огорчения. – У меня психологическая неустойчивость, это следствие высадки в чужом мире, путешествия в чужую реальность, я не вправе руководить экспедицией…».

Горчаков медленно нащупал зубами язык – и прикусил его, до боли, до соленой крови во рту.

Мир дернулся и вернулся к норме.

– Командир! – раздался в наушниках встревоженный голос Матиаса.

– Красавцы, хорошо идете, – ответил Валентин. Попытался сплюнуть – тонкую нитку кровавой слюны унесло вверх, частично размазав по щеке. – Группа, спуск к точке приземления номер один. Автоспуск.

В наушниках пискнуло – крошечные искины парашютов подтвердили получение приказа. Стропы над головой дрогнули, натягиваясь и распускаясь, изгибая купол. Парашюты внизу тоже закружили по дугам, нацеливаясь на внесенную в память точку номер один – место приземления катеров неварского звездолета.

* * *

– Матиас, Гюнтер, держите оружие наготове, – продолжил Валентин. – Огонь открывать в крайнем случае. Учтите, на планете война. Кадеты?

– Все в порядке, командир, – это был Алекс. Молодец, хороший будет астронавт.

– Спуск нормальный! – а это Лючия.

– Тедди? – спросил Валентин.

– Я в порядке! – быстро ответил мальчишка.

Что-то с ним было не то. Валентин еще раз отметил в памяти – поговорить, разобраться. И спросил:

– Двести шесть – пять?

– Слушаю вас, командир Горчаков, – очень официально ответил феолиец.

– Просто проверка, – ответил Валентин. – Уолр? Как вы?

– Прекрасно! – выкрикнул чужой. В голосе и впрямь был неподдельный восторг. – Почему вы беспокоитесь?

– Но ваш вид…

– У меня искусственно созданный психологический сдвиг, командир. Я обожаю открытое пространство!

Валентин вздохнул. Посмотрел вниз еще раз.

И нахмурился. Сказал:

– Персональный канал, Матиас.

– Да, Валя.

– Ты видишь?

– Вижу, – ответил старпом. – Один катер цел, второй догорает.

Они были уже не так высоко, катера неварцев оказались как на ладони. Один целенький, второй – разорванный, дымящийся, с редкими проблесками пламени.

– Разбился при посадке? – предположил Горчаков.

– Надеюсь, – ответил Матиас. – Альтернатива хуже.

Уточнять им ничего не требовалось, они думали об одном и том же. На планете война. Челнок могли сбить при посадке. Может быть, приехал какой-нибудь грохочущий ржавый танк и расстрелял первый? А второй сел, чтобы эвакуировать выживших?

– Это наш единственный шанс, – сказал Горчаков.

– Понимаю, – ответил Матиас. Затейливо выругался по-немецки. Сказал: – Черт, зачем я пошел в космонавты, дурак? Мог бы заниматься семейным бизнесом. У меня дядька держит ларек на склоне Маттерхорна, вот это мое.

– Ты говорил, что твой дядька где-то на Марсе…

Матиас лишь рассмеялся. Сказал:

– У меня много родственников… Scheiß drauf, зато я самый большой дурак! Мы падаем прямо в войну, командир. Я не люблю войну.14

– Scheiße, – ответил Горчаков, – да никто не любит. Матиас, поглядывай на меня, ладно? Что-то меня колбасит слегка, чуть не отключился после прыжка.15

– Яволь, – уже спокойнее, дурашливо ответил Матиас. – Я вообще чуть не обоссался! У меня всего третий прыжок, Валя. Я, оказывается, высоты боюсь!

Они спускались все ниже и ниже.

– Наблюдаю людей у катера, – сказал Гюнтер. И тут же поправился: – То есть разумных.

– Неварцы или местные? – спросил Валентин.

– Не разобрать, – в голосе Гюнтера прозвучала явная тоска. – Ни бинокля, ни нормальных очков…

– Почему в катере не было нормального снаряжения? – сварливо спросил Двести шесть – пять, вклиниваясь в общий канал. – Это крайне безответственно! Я сообщу на Феол о плохой подготовке экспедиции.