— Томка, мне правда пора, я и так сегодня дома не ночевала.

— Ладно, завтра в институте увидимся, — махнула рукой Тамара.

Алина попрощалась с Игорем, взглянула на спящего мертвым сном Вилярского и вышла из мастерской. И тут же в коридоре столкнулась нос к носу с Андреем.

Краска ударила Алине в лицо, по телу пробежала дрожь. Мысли разлетелись в разные стороны.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответила ему Алина, почти справившись со смущением.

— Ты отца не видела? Мастерская нараспашку — никого... Он обычно ее открытой не бросает.

— Глеб... — Алина запнулась. — Глеб Владимирович уехал со студентами на пленэр с самого утра. Ключ у меня. Я вчера у него свою шубу оставила.

— Опять у Игоря всю ночь гудели? — понимающе улыбнулся Андрей.

— Они с Тамарой, кажется, решили пожениться.

— Старая песня на новый лад. Они по десять раз на дню женятся и разводятся.

— А по-моему, они любят друг друга.

Андрей пристально посмотрел на нее:

— А ты знаешь, что такое любовь?

Алина снова смутилась под его взглядом и ничего не ответила.

— Ты уже уходишь? — спросил Андрей.

— Да, — кивнула Алина. — Мне пора.

— Там у отца где-то кофе был неплохой. Попьем на дорожку?

Алина хотела было отказаться, но тут же одернула себя: что я его боюсь, в самом деле?

— Пошли.

Они зашли в мастерскую Глеба. Андрей закрыл дверь на замок.

— Чтобы пьяные гости Игоря не мешали, — пояснил Андрей на ее удивленный взгляд.

Андрей включил чайник. Алина уселась в свое любимое кресло. Она чувствовала себя очень неуютно наедине с Андреем. Он притягивал и отталкивал ее одновременно. Хотелось то ли стремглав бежать от него, то ли броситься к нему на шею. То, что они были в мастерской Глеба, придавало всей ситуации особую остроту.

Чайник закипел, Андрей разлил кипяток по чашкам, поставил на стол банку с кофе и сахар.

Алина пила кофе, а Андрей молчал и не сводил с нее пристального взгляда. Было в нем что-то притягательное и сильное. Алина, бросая на него изредка короткие взгляды, ждала, что он попытается хотя бы обнять ее, но Андрею, казалось, было довольно того, что она рядом. Еще ни один мужчина не вел себя с ней так странно.

Алина допила кофе и поднялась, испытывая облегчение оттого, что ничего не произошло, и одновременно досадуя на то, что Андрей оказался обыкновенным робким мальчишкой, а она-то напридумывала себе черт знает что...

— Спасибо за кофе. — Алина медленно двинулась к вешалке.

Андрей стремительно поднялся и в два шага оказался рядом.

— Ты так и уйдешь?

Рука Алины, потянувшаяся к шубе, дрогнула и опустилась. Алина так же медленно повернулась к Андрею.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза с одинаковым желанием во взглядах, потом словно какая-то неведомая сила толкнула Алину сзади, и она в то же мгновение оказалась в объятиях Андрея. Он сжал ее так крепко, что у Алины перехватило дыхание. Потом наклонил голову и впился жадным поцелуем-укусом в ее губы.

...Это больше походило на столкновение двух стихий, чем на любовное блаженство. Алина кусалась и царапалась, как кошка, Андрей впивался зубами в ее шею, делал с ее телом все, что ему только заблагорассудится, и оно дугой извивалось навстречу его странным ласкам, и каждая клеточка тела вопила в бешеном экстазе: еще, еще, еще!!! Это было безумие, это было сумасшествие, это скорее напоминало первобытную животную страсть без малейших признаков разума...

— Дай мне сигарету, — сказала Алина хриплым, сорвавшимся голосом.

Андрей поднялся и, не скрывая своей наготы, спустился по лестнице за сигаретами. Вернулся, протянул ей одну прикуренную, второй затянулся сам.

Алина курила, медленно приходя в себя. Весь ужас того, что случилось, навалился на нее с отчаянной силой. Она. В постели Глеба. С его сыном. Как это могло случиться?.. Как она могла позволить?.. Как она теперь посмотрит Глебу в глаза?.. Что скажет?..

— Ты докурила? — спросил Андрей, забрал у нее окурок и потушил в пепельнице. Поставил пепельницу у кровати и положил руку на грудь Алины. Слегка сжал. Сосок ее моментально напрягся.

— Иди ко мне, — негромко сказал Андрей, и они снова провалились в преисподнюю.

В понедельник, закончив плановую операцию, Вадим Сергеевич написал заявление об уходе и поставил под ним размашистую подпись. Толкнул листок по столу в сторону Анатолия Борисовича. Достал из кармана связку ключей, снял с кольца ключ от ординаторской и отправил его следом.

— Все? Я могу быть свободен?

— Вадим... — неловко начал главврач. — Пойми... Ты же знаешь, я ничего не могу сделать...

— Чего уж теперь... — махнул рукой Вадим. — Слава богу, в городе на мой век больниц хватит. Хирурги пока еще требуются.

— Ты... заходи, если что... И вообще, не пропадай, звони...

— Ладно, — поднялся Вадим и протянул старому другу руку. — Счастливо оставаться. Я — без злобы.

Анатолий Борисович от души пожал протянутую руку.

Вадим Сергеевич вышел на улицу. Холодный ветер сразу забрался под воротник, взъерошил волосы. Как он ни оттягивал этот момент, как ни надеялся, что все обойдется, сегодня придется рассказать обо всем Лоре. В тот злополучный день, когда он буквально удрал от Ирины, разгромив кухню, он долго бродил по улицам, успокаиваясь и приводя в порядок мысли. Тогда он окончательно понял, что Ирина ни перед чем не остановится и ни на какие компромиссы нечего и рассчитывать. Оставалась слабая надежда на помощь и поддержку Тольки, но, видимо, на того здорово надавили. Вадим размышлял о том, что в любой больнице его примут с распростертыми объятиями, он в этом не сомневался, если только Ирина... Эта мысль заставила Вадима остановиться. А ведь она может... С ее связями она вполне может сделать так, что ни в одну больницу города его, пусть даже и первоклассного хирурга, не возьмут. «Пойду грузчиком в магазин», — невесело усмехнулся Вадим. Ему было совсем не до смеха.

Лора, как всегда, ждала его, с самого порога моментально уловив, что с мужем что-то происходит.

— Вадим, что случилось?

— Лорка, сядь. Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Лора Александровна послушно опустилась на табуретку. Вадим помолчал, собираясь с мыслями, и рассказал ей обо всем — начиная с угроз Ирины и заканчивая сегодняшним уходом из клиники.

Лора слушала, не перебивая, но с каждой новой фразой лицо ее принимало все более потерянное выражение.

Вадим замолчал, отхлебнул остывшего чая. Вкуса он не чувствовал. Вообще.