— Ты смотрел, что ли? — поразилась я.

— Утеру хотелось посмотреть, но не в одиночестве. Он нас в агентстве собрал, для моральной поддержки.

Мне хотелось позвонить Люси и рассказать ей, что мы услышали от Джордана, но нельзя было — в такой близости от диктофонов и навостривших уши журналистов.

Внезапно Шолто притянул меня к себе. У меня перед носом возникла рука Шаред — перехватившая руку репортера с диктофоном.

— Пожалуйста, не прикасайтесь к принцессе, — сказала она тоном, не подходившим к ее сияющей улыбке.

— Прошу прощения, — пробормотал тот.

Шаред отпустила его руку, но он остался так близко, что перегородил дорогу Галену.

— Принцесса Мередит, — спросил репортер, — что выдумаете о журналистах, выбивших окно в магазине вашей родственницы?

— Очень надеюсь, что никто не пострадал.

Из-за его спины выкрикнул женский голос:

— Мередит, вы с Утером спали?

Я только головой покачала.

Между нами врезалась шеренга полицейских, они начали расталкивать толпу, позволяя нам двигаться вперед. Шолто не отпускал меня, насколько мог прикрывая от камер. Я была счастлива, что мы можем идти, а главное — что можем уйти от вопросов. Я привыкла к вопросам о своей сексуальной жизни, о моих любовниках, но Утер и прочие сотрудники агентства, за исключением Роана, в этот список не входили, и лучше пусть так и остается.

Утеру пришлось ехать в заднем отсеке машины, скорчившись так, что голова оказалась даже не между коленями, а между голенями. Смотреть было неудобно, не то что так сидеть. Сюда Джереми привез его в фургоне, где было просторней, но нашему боссу пришлось остаться помогать полиции. Я сидела между Галеном и Шолто, Шаред — на маленьком откидном сиденье позади нас, рядом с Утером — почему ему и пришлось так корчиться. Катбодуа сидела на переднем сиденье рядом с Рисом. Я повернулась назад, к Утеру, насколько позволял ремень.

Вид у него был ожидаемый — великан, засунутый в рассчитанное на нормальный рост пространство. Но страдание у него на лице вызвано было не этим неудобством — он привык уже жить в мире, приспособленном для существ меньшего роста.

— Почему вся эта история с Константином прошло мимо меня? — спросила я.

Он хмыкнул:

— Мы с тобой как-то обсуждали проблему моего затянувшегося поста. Ты сказала, что помочь не можешь, я тебя понял и согласился. Если бы я завел с тобой разговор о порнофильмах с участием призрака-в-цепях, ты могла бы неверно меня понять.

— Ты думал, я приму это за заигрывание? — спросила я.

Он кивнул, в задумчивости поглаживая губу у клыков, как иногда в задумчивости вертят зубочисткой.

— Или за бахвальство, или даже за попытку соблазнить. За то время, что выходят фильмы с Константином, я получил столько авансов от смертных женщин, сколько за всю жизнь не получал.

Он скрестил на груди громадные руки.

Гален тоже повернулся назад с вопросом:

— А в чем тогда проблема?

— Ты же смотрел те фильмы. Ни одна смертная женщина такого не выдержит.

— О, вот это уже бахвальство, — сказала Шаред, поворачиваясь к нему.

— Нет, — ответил Утер, — это правда. Я видел, что могут сделать с человеческой женщиной мои сородичи. Это очень скверно, даже в сравнении с тем, что делает с женщиной ночной летун из племени слуа.

Запоздало вспомнив о Шолто, он глянул в его сторону.

— Я не хотел тебя обидеть, повелитель Шолто.

— Ты никого не обидел.

Шолто повернулся к Утеру, заодно погладив меня по бедру. Неужели он нервничает? И если да, то почему?

Шолто продолжал:

— Я тоже видел, что делает с женщиной летун царского рода. Это… — Он покачал головой, не найдя слов. — Именно поэтому я запретил им соблазнять кого-либо вне нашего царства.

— Соблазнять, так ты это называешь? — Шаред глянула на него в упор. — Для этого есть другие слова, Повелитель Теней.

Трехцветные золотисто-желтые глаза глянули так же холодно, как синие глаза Щаред, хоть это и труднее, когда тон у глаз теплый.

— Я не в результате изнасилования появился, что бы там ни болтали при Неблагом дворе.

Глаза Шаред чуть заметно прищурились — он попал в цель. Но вслух она сказала только:

— Ты при своем зачатии не присутствовал. Откуда ты знаешь, что там было?

— Я знаю своего отца; он не из тех, кто берет свое силой.

— Это он так говорит.

Пальцы Шолто заскользили вверх-вниз по моему обтянутому чулком бедру. Теперь мне было понятно, что это нервозность.

— Говорил. Он умер до того, как мы прибыли в эту страну. Но поверь, летуны могут доставить такое удовольствие, которого ни с кем больше не испытаешь.

Она скривилась в гримасе — в той, которую Шолто постоянно видел на лицах женщин-сидхе, когда не умел еще прятать свои щупальца. Старая рана саднила по-прежнему: он теперь был истинным сидхе, щупальца принимали по его желанию вид обычной татуировки, но он не забыл, как к нему относились, когда скрывать их он мог одним лишь гламором.

Я приложила ладонь к его щеке — он вздрогнул, потом понял, что это я, и успокоился, принимая ласку.

— Вряд ли даже среди Неблагих найдется много таких, кто пойдет с кем-нибудь из вас — с шипом и прочим, и сочтет это удовольствием, — сказала Шаред.

— Отец Шолто был не из царских летунов, — сказала я. — Так что шип проблемой не был.

Я закинула руку ему за шею, пальцами касаясь теплого затылка под хвостом волос.

— Это он так говорит, — повторила Шаред, не отрывая взгляда от глаз Шолто.

Гален осторожно спросил:

— То есть любая женщина-сидхе, которая спит с летуном, законченная извращенка?

Она сложила руки на груди и кивнула.

— Спать со слуа — настоящее извращение.

— Значит, я извращенка, — сказала я.

Она ошеломленно глянула на меня.

— Нет, конечно же нет. Он ведь уже не Извращенная Тварь королевы. С его новой магией он такой же сидхе, как мы.

Я невольно рассмеялась:

— Неужели вы все думаете, что он приходит ко мне в постель только как сидхе, не используя доставшееся от летунов наследство?

Шаред даже не пыталась скрыть изумление:

— Конечно.

Я прижалась к Шолто, насколько позволяли ремни и поза вполоборота.

— Да он с помощью щупалец делает такое, на что понадобилось бы четыре обыкновенных мужика, да и тогда им бы руки-ноги мешали.