Господина с номером семнадцать внезапно подхватили под руки двое крепышей, неприметно вошедших в зал.

– Жероса Фуэрте, именуемый Острием, – процедил третий крепыш, тыкая пойманного палкой в грудь. – Наемный убийца, объявленный в розыск. Ты арестован. Уведите его.

– Три тысячи! – заорал Жероса Фуэрте, именуемый Острием, размахивая табличкой с номером семнадцать, которую все еще держал в руках. – Три… тысячи…

– Мне жаль, – холодно произнес Абнер де Наваретт. – Правила. Арест аукционера аннулирует его предложение. Актуально предложение в две тысячи пятьсот, уважаемый Чианфанелли. Кто даст больше? Две тысячи шестьсот, граф Горват. Это все? Две тысячи семьсот, господин в маске. Три тысячи, уважаемый Чианфанелли. Не вижу больше предложений…

– Четыре тысячи.

– Ах. Уважаемый Мольнар Джианкарди. Браво, браво. Четыре тысячи крон. Даст ли кто больше?

– Я для сына хотел приобрести, – проворчал Нино Чианфанелли. – А у тебя – одни дочки, Мольнар. Зачем тебе эти мечи? Но что ж, пусть достанутся тебе. Уступаю.

– Мечи, – объявил де Наваретт, – проданы уважаемому господину Мольнару Джианкарди за четыре тысячи крон. Продолжаем, господа, дамы. Лот номер одиннадцать: плащ из обезьяньего меха…

Никефор Муус, радостный и скалящийся, словно бобр, хлопнул Антею Деррис по лопатке. Сильно. Антея собрала остатки воли, чтобы не двинуть ему в морду.

– Выходим, – прошипела.

– А деньги?

– После завершения аукциона и всех формальностей. Это слегка затянется.

Не обращая внимания на ворчание Мууса, Антея направилась к дверям. Почувствовала чей-то взгляд, оглянулась украдкой. Женщина. Черноволосая. Одетая в черное и белое. С обсидиановой звездой в декольте.

Антею пробрала дрожь.

* * *

Антея была права. Формальности подзатянулись. Только через пару дней они смогли отправиться в банк. В филиал какого-то из краснолюдских банков, пахнущих, как и все они, деньгами, воском и панелями красного дерева.

– К выплате – три тысячи тридцать шесть крон, – объявил клерк. – После снятия комиссии банком, составляющей один процент.

– Борсоди – пятнадцать, банк – один, – заворчал Никефор Муус. – Со всего процент гребут! Вор на воре! Давайте деньги!

– Один момент, – остановила его Антея. – Сперва разберемся с нашими делами, твоими и моими. Комиссионные и мне причитаются. Четыреста крон.

– Но-но! – надрывался Муус, привлекая взгляды других клерков и клиентов банка. – Какие еще четыреста? От Борсоди я получил едва-едва три тысячи с мелочью…

– Согласно договору, мне принадлежит десять процентов от результата аукциона. Деньги – твои дела. И только тебе их решать.

– Что ты мне здесь…

Антея Деррис окинула его взглядом, и этого хватило. Антея не слишком-то походила на своего отца. Но смотреть умела почти так же. Так же, как смотрел Пираль Пратт. Муус сжался под этим взглядом.

– Из суммы к выплате, – заявила она клерку, – попрошу банковский чек на четыреста крон. Знаю, что банк возьмет процент – и я на это согласна.

– А мои денежки – наличными! – магистратский урядник ткнул в принесенный им большой кожаный ранец. – Отвезу домой и как следует спрячу! Никакие грабительские банки никакие проценты с меня снимать не будут!

– Это немалая сумма, – клерк поднялся. – Прошу подождать.

Выходивший в задние комнаты клерк распахнул дверь лишь на миг, но Антея готова была поклясться, что увидела черноволосую женщину, одетую в черное и белое. И вновь непроизвольно задрожала.

* * *

– Спасибо, Мольнар, – сказала Йеннефер. – Я не забуду тебе этой услуги.

– За что же ты благодаришь? – усмехнулся Мольнар Джианкарди. – Что я такого сделал, в чем услуга? В том, что купил на аукционе указанный лот? Заплатив за него деньгами из твоего частного счета? А может, за то, что я отвернулся, когда ты миг назад накладывала заклинание? А отвернулся я, поскольку смотрел из окна на ту даму-посредника, когда она удалялась, соблазнительно покачивая тем и этим. В моем вкусе дамочка, не стану скрывать, хотя я за человечьими женками не ухлестываю. А твое заклинание и ей… доставит проблемы?

– Нет, – ответила волшебница. – С ней ничего не будет. Она взяла чек, не золото.

– Ясно. Мечи ведьмака, как полагаю, ты заберешь сразу? Они ведь для него…

– Они для него всё, – закончила Йеннефер. – Он связан с ними предназначением. Знаю, знаю, а как же. Он мне говорил. И я даже начинала верить. Нет, Мольнар, я не стану сегодня забирать эти мечи. Пусть побудут на депозите. Скоро пришлю за ними кого-нибудь уполномоченного. Уезжаю из Новиграда уже сегодня.

– Я тоже. Еду в Третогор, проверю тамошний филиал. А потом возвращаюсь к себе, в Горс Велен.

– Что ж, еще раз спасибо. Бывай, краснолюд.

– Бывай, волшебница.

Ровно сто часов с момента приема золота из банка Джианкарди в Новиграде

– Себе вход запрещен, – сказал вышибала Тарп. – И ты хорошо об этом знаешь. Отойди от лестницы.

– А это ты видывал, хам? – Никефор Муус тряхнул и звякнул пузатым ранцем. – Видывал ты столько золота за раз? Прочь с дороги, поскольку – хозяин идет! Богатый хозяин! Пшел, селюк!

– Впусти его, Тарп! – из австерии выплыл Феб Равенга. – Не хочу здесь шума, гости беспокоятся. А ты – смотри. Однажды меня обманул, второго раза не допущу. Лучше б тебе нынче было чем заплатить, Муус.

– «Господин Муус»! – чиновник оттолкнул Тарпа. – «Господин»! Смотри, с кем говоришь, трактирщик!

– Вина! – крикнул он, развалясь за столом. – Самого дорогого, какое у вас есть!

– Самое дорогое, – отважился мэтр, – стоит шестьдесят крон…

– Заплачу! Давай целый кувшин, мигом!

– Тише, – напомнил ему Равенга. – Тише, Муус.

– А ты мне рот не затыкай, мошенник! Ворюга! Парвеню! Кто ты таков, чтобы меня учить? Вывеска золоченая, а на подошвах – говно все то же! А говно – говном останется! Гляди сюда! Видывал ты столько золота за раз? Видывал?

Никефор Муус сунул руку в ранец, вытянул горсть золотых монет и с размаху метнул их на стол.

Монеты разлетелись брызгами коричневой жижи. Вокруг распространился отвратительный смрад экскрементов.

Гости австерии «Natura Rerum» сорвались с мест и бросились к выходу, задыхаясь и прикрывая носы салфетками. Мэтр согнулся в рвотных позывах. Кто-то закричал, кто-то выругался. Феб Равенга даже не дрогнул. Стоял словно памятник, скрестив руки на груди.

Муус, ошеломленный, тряхнул головой и протер глаза, таращась на вонючую кучу на скатерти. Наконец очнулся, сунул руку в ранец. И вынул ее – полную густой мерзости.