Упоминания об инцидентах на Погорье, о сорока четырех трупах не привели ни к чему, удержался от утверждения ведьмак. Если не считать пожатия плечами. И наверняка длиннейшей лекции о науке, требующей жертв. О цели, которая оправдывает средства.

– Дегерлунд, – продолжил Пинетти, – предстал перед комиссией и выслушал суровый выговор. За упражнения в гоэтии, за убитых демоном людей. Держался гордо: рассчитывал, видимо, на вмешательство Ортолана. Но Ортолан словно позабыл о нем, окончательно предавшись своей новой страсти: разработке формулы необычайно действенного и универсального навоза, что произведет революцию в сельском хозяйстве. Оставшись в одиночестве, Дегерлунд сменил тон. На плаксивый и жалостливый. Изображал из себя оскорбленного. Жертву в равной степени как собственных амбиций, так и магического таланта, благодаря чему он вызвал демона столь сильного, что невозможно было с ним совладать. Клялся, что оставит упражнения в гоэтии, что уже никогда к ней не обратится. Что без остатка посвятит себя исследованиям по усовершенствованию человеческого рода, трансгуманизму, становлению интрогрессии генетических модификаций.

И ему поверили, удержался от комментария ведьмак.

– Ему поверили. Повлиял на это Ортолан, который внезапно предстал перед комиссией в навозных испарениях. Назвал Дегерлунда любимым юношей, который и впрямь допустил ошибку, но кто же без греха. Не сомневался, что юноша исправится, и утверждал, что он за это отвечает лично. Просил, чтоб комиссия темперировала гнев, выказала компассию и юношу не затравливала. Наконец провозгласил Дегерлунда своим наследником и ближайшим из учеников, всецело уступил ему Цитадель, свою приватную лабораторию. Сам он, заявил, в лаборатории не нуждается, поскольку резольвовался трудиться и упражняться под открытым небом, на фермах и огородах. Бируте, Рябому и прочим речь эта пришлась по вкусу. Цитадель, с точки зрения своей неприступности, могла прекрасно служить местом уединения. Дегерлунд попался в собственные силки. Оказался под домашним арестом.

А сор смели под ковер, удержался ведьмак.

– Подозреваю, – Пинетти быстро взглянул на него, – причиной тому были и соображения о твоей персоне и репутации.

Геральт приподнял брови.

– Ваш ведьмачий кодекс, – продолжал волшебник, – якобы запрещает убивать людей. Но о тебе говорят, что ты трактуешь оный кодекс без особого благоговения. Будто случалось всякое, будто как минимум пара персон рассталась с жизнью не без твоей помощи. Бирута и прочие от страха едва не обдристались. Что, мол, ты вернешься в Риссберг и закончишь дела, а при случае и они свое получат. А Цитадель – это стопроцентно безопасное укрытие, приспособленная под лабораторию древняя гномья крепость, защищенная магически. Никто в Цитадель не попадет, это невозможно. Так что Дегерлунд не только изолирован, но и в безопасности.

И Риссберг тоже – в безопасности, удержался ведьмак. Оберегаем от скандала и компрометации. Дегерлунд изолирован, скандал подавлен в зародыше. Никто не узнает, что ловчила и карьерист обманул и натянул нос чародеям из Риссберга, считающим и громогласно объявляющим себя элитой нации. Что, пользуясь наивностью и глупостью оной элиты, дегенерат и психопат сумел беспрепятственно убить сорок с лишком человек.

– В Цитадели, – чародей все не сводил с него глаз, – Дегерлунд будет под опекой и присмотром. Не вызовет он уже ни одного демона.

Никогда не было ни одного демона. И ты, Пинетти, хорошо об этом знаешь.

– Цитадель, – чародей отвел взгляд, посмотрел на корабли на рейде, – расположена внутри горы Кремора, той, у подножия которой лежит Риссберг. Попытка вторгнуться туда равнялась бы самоубийству. И не только из-за магической защиты. Помнишь, о чем ты тогда нам рассказывал? Об одержимом, которого некогда убил? В ситуации крайней необходимости, спасая одну жизнь ценою жизни другой, тем самым отменяя преступность поступка запрещенного? Значит, ты понимаешь, что нынче обстоятельства совершенно иные. Изолированный Дегерлунд не представляет опасности – реальной и непосредственной. Если ты прикоснешься к нему хотя бы пальцем, то совершишь поступок запрещенный и бесправный. Если попытаешься его прикончить – пойдешь под трибунал за попытку убийства. Некоторые из наших, впрочем, я знаю, надеются, что попытаешься. И закончишь жизнь на эшафоте. Потому советую: отступись. Забудь о Дегерлунде. Предоставь событиям идти своим чередом.

– Молчишь, – констатировал Пинетти. – Воздерживаешься от комментариев.

– Потому как нечего комментировать. Меня интересует только одно. Ты и Тзара. Вы останетесь в Риссберге?

Пинетти засмеялся. Сухо и неискренне.

– Нас обоих, меня и Харлана, попросили удалиться, по собственному желанию, по состоянию здоровья. Мы покинули Риссберг и никогда уже туда не вернемся. Харлан отправляется в Повисс, на службу к королю Рыду. Однако я склоняюсь к путешествию еще более далекому. В Империи Нильфгаард, слыхал я, воспринимают магов потребительски и без особого уважения. Зато хорошо им платят. А раз уж зашла речь о Нильфгаарде… Чуть не позабыл. У меня есть для тебя прощальный подарок, ведьмак.

Он отстегнул ремни, обмотал их вокруг ножен и вручил меч Геральту.

– Это тебе, – произнес, прежде чем ведьмак успел вымолвить хоть слово. – Я получил его на шестнадцатилетие. От отца, который не мог смириться с тем, что я решил идти в школу магии. Он рассчитывал, что подарок повлияет на меня, что, взяв в руки подобное оружие, я почувствую себя обязанным хранить родовую традицию и выберу военную карьеру. Ну что ж, родителя я подвел. Во всем. Я не любил охотиться, предпочитая рыбную ловлю. Не женился ни на одной из дочерей его сердечных приятелей. Не стал я воином, меч пылился в шкафу. Он мне ни к чему. Тебе послужит лучше.

– Но… Пинетти…

– Бери, без церемоний. Знаю, что твои мечи пропали и что ты в нужде.

Геральт взялся за рукоять, обтянутую шкурой ящерицы, до половины вынул клинок из ножен. На палец повыше эфеса виднелось клеймо в виде солнца о шестнадцати лучах, попеременно ровных и волнистых, символизирующих в геральдике солнечный блеск и солнечный жар. В двух пальцах над солнцем шла прекрасно исполненная стилизованными литерами инскрипция, прославленное фирменное клеймо.

– Клинок из Вироледы, – констатировал он. – На этот раз – настоящий.

– Прошу прощения?

– Ничего, ничего. Просто удивляюсь. И все еще не знаю, могу ли я принять…

– Можешь. На самом деле уже принял, он ведь у тебя в руках. Да к черту, давай обойдемся без сцен, ладно? Отдаю тебе меч из симпатии. Чтобы ты понял, что не всякий чародей тебе враг. А мне больше нравятся удочки. В Нильфгаарде реки чистые и красивые, в них полно форели и лососей.

– Спасибо. Пинетти?

– Да?

– Ты даешь мне этот меч исключительно из симпатии?

– Из симпатии, а как же, – чародей понизил голос. – А может, и не только. Какое мне, впрочем, дело, что еще произойдет, для каких целей тебе меч послужит? Прощаюсь я с этими краями, никогда сюда не вернусь. Видишь тот пузатый галеон на рейде? Это «Эвриайль», порт назначения – Баккала. Отплываю послезавтра.