– Ну-у-у, кое-что я узнал только во время нынешнего такта, в конце концов, я родился уже после распада СССР и не особенно интересовался его историей, – слегка заюлил Алекс. – Да и вообще я тогда больше на то, какие новые технологии можно принести, смотрел, да с, так сказать, глобальными цифрами разбирался – суммарной выплавкой чугуна и стали, производством электроэнергии, общим производством тракторов и грузовиков и так далее. А в этот раз, в связи с провалом кораблестроительной программы, пришлось закопаться в детали и разбираться, почему с внедрением в жизнь всего уже переданного так печально получилось. Вот и разобрался…

– Ладно, я понял, – раздраженно бросил Фрунзе. – Если это всё, то давайте уж перейдём к тем вопросам, которые имеются у меня…

Часом, естественно, обойтись не удалось. И даже двумя. Но после обеда Фрунзе уехал. Хотя легче от этого Алексу не стало. Потому что Эрика тут же напомнила, что он обещал ей всё рассказать, и, уложив Ваньку, утянула его в библиотеку.

– Ну давайте, герр До'Урден, – с легкой усмешкой произнесла она, уютно устроившись в кресле у камина. – Начинайте меня удивлять.

Алекс делано тяжко вздохнул, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и начал…

Когда дверь за спиной «гостя из будущего» захлопнулась, в кабинете Генерального секретаря ЦК ВКП(б), в котором в настоящий момент находились все трое «посвященных», повисла давящая тишина.

– Ну и что теперь со всем этим делать? – угрюмо поинтересовался Сталин спустя почти пять минут, не столько обращаясь к кому-то из присутствующих, сколько озвучивая собственные мысли. Ответом ему было не менее угрюмое молчание. Сталин тяжело вздохнул и, наклонившись вперед, протянул руку и ухватил трубку, лежащую рядом с пепельницей. Набивая её, он всегда успокаивался и начинал мыслить более адекватно. А это сейчас ему было крайне необходимо…

– А может, его арестовать? – задумчиво произнес Киров. – Ну, как контрреволюционера…

– И где же это ты, Серж, обнаружил у него контрреволюцию? – прищурившись, поинтересовался Сталин.

– Да всё, что он говорил… – возмущенно начал Киров.

– Является результатом хозяйствования нас и наших преемников, а также итогом массы научных исследований и выводов из анализа их результатов множества известных учёных его времени, – отрезал Сталин. – Да, из этих учёных почти никто не стоит на марксистской платформе, поэтому их выводы вполне можно и даже нужно оспаривать, но обозвать их контрреволюционной пропагандой и на этом основания от них отмахнуться будет хуже чем преступлением – настоящей ошибкой.

– Эк, как сказано, – уважительно качнул головой Киров.

– Талейран? – усмехнулся Фрунзе. Сталин качнул головой.

– Нет, Буле де ля Мерт, кстати, известный тем, что разработал Кодекс Наполеона…[115]

– Как много ты знаешь, Коба, – вздохнул Киров.

– Читать надо больше, Сергей, – наставительно произнес Сталин. – Хотя бы для того, чтобы суметь понять всё вот это, – он кивнул на стол, заваленный папками с распечатками, которые приволок их «гость из будущего». – И суметь отделить, так сказать, «зерна от плевел». А то у тебя сейчас всего два выбора – либо принять все огульно, либо, как ты инстинктивно и пытаешься сделать, взять и отвергнуть. Объявить чушью и забыть. Причем объявить чушью не потому, что изучил, разобрался и понял – чушь, а, наоборот, потому, что не понял. Мол, я ж не дурак, и раз я не понял – значит, однозначно чушь! А автор – враг.

Киров виновато потупился, а потом снова вскинулся:

– Я не совсем понял, что он там говорил про этого, как его там, арди… апи…

– Ардипитека[116], – уточнил Сталин, заглядывая в свои записи.

– Ну да. Он же сколько миллионов лет назад жил?

– Четыре с половиной.

– Во-от. И чем такое ископаемое может помочь нам строить социализм?

– Оно может помочь понять, как нам его не просрать, – несмотря на резкость употреблённого слова, скорее задумчиво, чем напористо ответил Фрунзе. – А привел он его потому, что хотел пояснить, что многие… – он слегка запнулся.

– Модели социального поведения, – пришел на помощь Сталин, снова заглянув в свои записи.

– …да, спасибо, заложены миллионы лет назад и закреплены в человеке на уровне инстинктов и физиологии. Вследствие чего наши возможности, так сказать, «воспитать нового человека» на самом деле куда более ограниченны, чем это ранее представлялось и нам, и всем теоретикам марксизма.

Киров задумался. Сталин набил трубку и, взяв спички, начал неторопливо её раскуривать.

– А всё-таки я не совсем понимаю, чем там, в будущем, занимаются остальные люди? – задумчиво произнес Фрунзе. – Они все там что, лавочники-булочники, что ли?

– Да, мне тоже что-то не верится, что в будущем численность рабочего класса и крестьянства так резко упадет! – тут же оживился Киров. – Не мог же Маркс так ошибаться! Кого же тогда капиталисты эксплуатируют?

– Вот во всём этом и надо разобраться, прежде чем объявлять кого-то контрреволюционером, – зло бросил Сталин. – Тем более что этот человек принес больше пользы стране, чем десяток самых знаменитых академиков!

– Это – да, тут – не поспоришь, – тут же согласился Киров. И в кабинете вновь повисла тревожная тишина. Но где-то через минуту Сергей Миронович подтянул к себе один из валявшихся на столе альбомов с фотографиями, как говорил их «гость», обыденного будущего, и мрачно принялся их листать. Вследствие чего и остальные невольно уставились на них. Таких альбомов «гость из будущего» приволок два комплекта. Один – обычные фотографии, для узкого круга посвященных, а второй – совпадающие почти тютелька в тютельку рисунки, на которых вместо людей были изображены всякие сказочные существа – с зеленой кожей и клыками, с большими глазами и длинными ушами, изображенные в виде прямоходящих кошек, или синекожие с какими-то толстыми отростками на голове вместо волос. И ведь как хитро – точь-в-точь на тех же местах и в тех же позах, как на фотографиях. А ещё по картинкам сразу было видно, что эти люди (и нелюди) жили очень хорошо и богато. В разы богаче, чем сегодня. И, самое обидное, вполне себе при капитализме…

– Значит, так, – хозяин кабинета хлопнул ладонью по столу, – прежде чем что-то решать, надо во всём досконально разобраться. Серж, – он боднул взглядом Кирова, – поскольку ты у нас опять на промышленности, тебе из этого, – Сталин кивнул подбородком на папки, – я отдам только то, что относится к ней. Но в первую очередь твоей задачей будет подготовка большой статьи для «Правды» по поводу увлечения рекордами и опасности головокружения от успехов. Возьмешь все факты из этих папок, и ещё сориентируем Андреева на то, чтобы в этом направлении покопалась ещё и Центральная контрольная комиссия[117], – он сделал паузу и вздохнул: – Вот не верится мне, что всё так плохо, как говорил «наш дорогой друг», – эти слова Сталин заметно выделил голосом и произнес с усмешкой. Как бы там ни было и как бы много недавно покинувший их собеседник ни сделал для их страны, мировоззренчески он совершенно точно был для них чужд. – Но и в то, что он просто врёт, я тоже не верю.