Нет… не все. Все, кроме пыли.

За двором, над пустой серой дорогой, Лиза увидала что-то вроде растущего на глазах водоворота. Скопление пепла размером с круглый обеденный стол принялось медлен но вращаться по часовой стрелке.

— Что это?

— Сейчас увидите, — сказал из-за спины Турка доктор Двали.

Турк положил Лизе руку на плечо. Она накрыла ее своей ладонью. Пыль завертелась быстрей, соткавшись в воронку с жерлом посередине, потом вдруг замерла. Лизе это зрелище было не по душе. Это было что-то неестественное, превосходящее понимание. Но, может, она просто проникалась чувствами остальных, видевших это уже не в первый раз и знавших, что будет дальше.

А потом пепел взорвался. (Как гейзер, подумала Лиза.) Над местом, где была воронка, взметнулся десятифутовый столб пыли. Лиза сделала судорожный вдох и попятилась от окна.

Подброшенная взрывом пыль выгнулась по ветру, как петушиный хвост, и чуть погодя рассосалась в смрадном тумане, наполнившем воздух. Когда она развеялась, стало видно, что гейзер исчез не бесследно и что-то оставил после себя. Что-то сияющее.

Оно походило на цветок. Повергший Лизу в изумление рубиновый цветок, аккуратно сложенный и чем-то напоминающий тело новорожденного. Стебель и бутон были такого же пронзительного гипнотически-красного оттенка.

— Первый раз так близко, — сказал Турк.

Цветок. Потерявший нить разум Лизы сам собой ухватился за это слово, потому что это и вправду было похоже на цветок, с уродливо длинным стеблем и венчиком лепестков, и она вдруг осознала, что думает о подсолнухах в саду у матери в Калифорнии, ко времени созревания семян дораставших до такой же высоты. Цветок этот стал изгибаться и ходить ходуном, мотая своей раздутой головой, в такт какой-то неслышной и неритмичной песне.

— Там есть еще такие же?.. — спросила Лиза.

— Были.

— Где они? Куда подевались?

— Погоди, — сказал Турк.

Цветок повернулся бутоном к окнам мотеля. У Лизы из груди вырвался невольный вздох. В сердцевине бутона было что-то вроде глаза. Круглого, влажно поблескивающего, с чем-то наподобие стеклянно-черного зрачка. На секунду ее объял ужас: он глядел прямо на нее.

— А на Марсе было что-то подобное? — спросил доктор Двали.

— Марс на огромном расстоянии отсюда, — ответила Сьюлин Муа. — На той планете, где мы сейчас, гипотетики действовали гораздо дольше. То, что росло на Марсе, выглядело не так и не проявляло такой активности, как здесь. Но если вы спрашиваете, то же ли самое это явление, — то да, скорее всего то же.

Зрячий подсолнух вдруг перестал двигаться. Засыпанный пеплом городок Басти застыл в тиши и молчании, словно набрав воздуха в грудь.

Затем — к ужасу Лизы — пыль ускорила движение, цветок окружили набегающие друг на друга ручейки и всплески пепла. Что-то — вернее, сразу много всего — рванулось к его тычинкам с устрашающей быстротой. Оно летело, не останавливаясь, и Лиза едва сумела разглядеть, на что оно похоже — на что-то крабоподобное, цвета морской зелени, многоногое…

Оно съело цветок.

Перекусило ему стебель, и он стал валиться навзничь. После чего оно набросилось на него, как пираньи на тело. Жадно и спешно оно поглотило цветок и тут же исчезло или притаилось в пепле.

От цветка не осталось ни следа. Словно его и не было

— Думаю, поэтому, — подытожил доктор Двали, — нам пока не стоит выходить наружу.

Остаток утра Турк провел у окна, пытаясь как-то систематизировать причудливые жизненные формы, возникающие из пыли. Врага надо знать в лицо, считал он. Лиза по большей части стояла рядом с ним, задавая краткие, но дотошные вопросы — что он еще видел, пока она спала Доктор Двали включил свой маленький приемник и ловил обрывочные новости из Порт-Магеллана, что было, по мнению Турка, не лишним. Зато все остальные Четвертые были заняты исключительно разговорами — бесконечны ми и практически бесполезными. В этом основной недостаток Четвертых, заключил про себя Турк. Они времена ми бывают мудры, но неисправимые болтуны.

Они теперь обступили марсианку, которая, похоже, знала больше всех о пепле, хотя не очень хотела делиться своими знаниями с остальными. Особенно усердствовала миссис Рэбка. «Ваши табу здесь неуместны, — говорила она. — Мы должны знать максимум всего. Вы обязаны нам это рассказать… хотя бы ради мальчика».

Звучало это вполне корректно, хотя с позиций этикета Четвертых могло восприниматься почти как кулачный бой.

Марсианка, одетая в джинсы не по размеру, выглядела, словно какой-то невероятно тощий нефтяник с буро вой, облаченный в защитный костюм. Она сидела на полу, обхватив руками колени.

— Если у вас есть вопросы, — сказала она угрюмо, задавайте.

— Вы говорили, что, когда на Марсе падает пепел, это порождает необычные формы…

— Жизни, миссис Рэбка? Почему бы не называть вещи своими именами?

— Такие же, как эти?

— Внешне — нет. Я не видела ни таких цветов, ни таких хищников. Но этого следовало ожидать. Лес в Эквадоре — не то же, что лес в Финляндии, тем не менее то и другое — лес.

— И все же, с какой целью… — сказала миссис Рэбка.

— Я читала о гипотетиках с детства. Слышала много бесед высокообразованных людей на эту тему. Но до сих пор не могу понять их «намерений». На Марсе пепел выпадает очень редко. Он порождает вегетативные формы, всегда недолговечные и существующие очень короткое время. Какие выводы из столь скудных данных можно сделать? Почти никаких. — Она нахмурилась и помолчала. — Можно с очень высокой степенью вероятности утверждать, что гипотетики — или как их там ни называть — не сущности, а результат интерференции огромного количества взаимосвязанных процессов. Экосистема, как я вам уже говорила. Может быть, видимые проявления их активности играют какую-то роль в этом процессе, а может, это просто побочные продукты. Я не верю, что у них есть какая-то осмысленная стратегия, что это проявления какого-то высшего разума.

— Да, — нетерпеливо сказала миссис Рэбка, — но если ваши марсиане знали достаточно, чтобы применить их технологии к человеку…

— Вы тоже это сумели, — ответила Сьюлин Муа, недвусмысленно указав в сторону Айзека.

— Да, но это досталось нам от вас.

— Работы на Марсе всегда преследовали сугубо прагматические цели. Мы научились выделять и выращивать культуры из пепла, как только поняли, что они могут взаимодействовать с человеческим белком на клеточном урон не. Столетия подобных наблюдений привели к определен ному прорыву — стало ясно, как с помощью этого можно изменять человеческую биологию…

— Я уже запуталась в терминах. Биология, технология..

— А так ли уж важна разница? Да, мы культивировали чужеродную жизнь. Или микробиотехнологии, если вам так больше нравится. Эти образования живут, размножаются, умирают. Все это дало нам возможность выявить и использовать связь между конкретными штаммами и их эффектами. На протяжении веков мы выращивали модифицированные культуры, продлевающие жизнь, как и другие биопрепараты. Один из самых радикальных — тот, что вы ввели Айзеку, когда он был в утробе. У вас в утробе, миссис Рэбка.