Я еду на проклятом Ве’гате. Жутчайшее из оружий войны, что я знаю. Мне не нужен проклятый эскорт. Ладно, так их же надо вечером кормить. Надо подумать. Но я же человек. И ненавижу думать хоть о чем-то. И это тоже не проблема. Как правило.

Он хотел бы быть просто капралом. А от всей этой суеты с Кованым щитом во рту остался кисловатый привкус. Ага, есть во мне сентиментальная жилка. Что ж спорить, и Гес, может, прав, что жилка шириной с океан. Но мне этого не надо. Я плакал однажды над умирающей мышкой… а умирала она, потому что я хотел ее поймать, но неуклюжими руками сломал что-то у нее внутри.

Я стоял на коленях на камне и смотрел, как она умирает. У меня в руке. Боги, я готов разрыдаться заново, как вспомню. Сколько мне было? Двадцать?

Он нагнулся вбок и сморканулся – одной ноздрей и другой. Прочистил усы пальцами и вытер руку о штаны. Пыльная туча стала ближе, что ли? Непонятно.

Преодолев подъем, он выругался и остановил Ве’гата. Низина тянулась тысячи на три шагов, и примерно на середине с дюжину фигур стояли и сидели кружком. Когда он оказался в поле их зрения, стоящие повернулись к нему; сидящие поднялись и тоже смотрели на него.

Все высокие, худые и укрытые черной броней, черными кольчугами и черной кожей.

Охотники К’елль внезапно появились справа и слева от Урагана и приближались быстрыми прыжками, расставив клинки в стороны.

Ураган почувствовал на языке горький масляный привкус.

– Спокойно, ящерки, – произнес он еле слышно и послал Ве’гата вперед. – Они же не нападают.

Темные узкие лица под украшенными шлемами были обращены к приближающемуся Урагану. Высохшие лица. Ну и клыки у этих ублюдков. Яггуты? Должно быть – у старого бюста Готоса в Сером Храме Арэна были такие же клыки. Но выглядят ребята неважно. Т’ланы? А у яггутов бывают т’ланы? Да не забивай голову, идиот. У них и спросишь. Или нет.

В десяти шагах от воинов Ураган придержал скакуна. Охотники остановились у него за спиной, уперев острия клинков в твердую землю.

Ураган изучал стоящих воинов.

– Уроды, – пробормотал он.

Один из воинов заговорил, хотя Ураган не сразу понял, от которого исходит голос:

– Ты видишь, Болирий?

– Вижу, – ответил другой.

– Человек… более-менее. За всеми этими волосами точно сказать затруднительно. Но не будем придираться. Человек и к’чейны вместо домашних питомцев. А ведь только что, Болирий, ты храбро предположил, что этот мир стал лучше, чем был, когда мы его покинули в прошлый раз.

– Предположил, – признал Болирий и добавил: – Дурак был.

Раздался тихий смех.

Заговорил третий яггут:

– К’чейны как термиты, Гедоран. Одного найдешь…

– И знай, что в мебели еще сотня тысяч. Ты права, Варандас.

– И еще другой запах…

– Именно, – сказал Гедоран – Ураган узнал его, потому что тот кивнул головой. – Пыль.

– Грезы и кошмары, Гедоран, прячутся в одной яме. Сунь руку – и не знаешь, что вытащишь.

Они все говорили по-фаларски – просто смех. Ураган фыркнул и сказал:

– Слушайте. Вы загораживаете мне дорогу.

Вперед вышел Гедоран.

– А ты разве не нас искал?

– У меня такой тупой вид? Нет, конечно, зачем мне?

– А он грубиян.

– Дарифт, человек верхом на Ве’гате может грубить сколько ему угодно, – сказал Болирий.

Они засмеялись, запрокинув головы.

Ураган сказал:

– Вы посреди непонятно чего. Что вы затеяли?

– Ага, – сказал Гедоран, – наконец-то правильный вопрос. Мы отправили командира на поиск и ждем его возвращения.

– Вы отдаете приказы командиру?

– Именно, разве не замечательно?

Яггуты снова засмеялись. «От этой привычки, – подумал Ураган, слушая непрекращающийся смех, – можно свихнуться».

– Ладно, поеду себе.

Четырнадцать яггутов поклонились, и Гедоран сказал:

– До новой встречи, Кованый щит.

– Я не собираюсь возвращаться по этой дороге.

– Мудрость еще жива, – сказал Болирий. – Я ли не говорил вам?

– Может, и говорил – посреди потока идиотских заявлений.

– Варандас, в мире должно сохраняться равновесие. Кусочек солидной мудрости против рвотной лавины безмозглой тупости. Разве не так?

– Однако, Болирий, капелька духов не победит кучу дерьма.

– Все зависит от того, Варандас, куда сунуть нос, – возразил Гедоран. – И обязательно сообщи, Варандас, когда учуешь что-то сладкое.

– Не сдерживай дыхание, Гедоран.

Под хриплый смех Ураган послал Ве’гата вперед, обогнув слева кружок яггутов. Миновав их, он пустил скакуна размашистой рысью. Вскоре охотники К’елль догнали их.

Ураган чувствовал запах их беспокойства.

– Да уж, – пробормотал он.

Интересно, и кто же у них командир. Видимо, полный идиот. Ничего, лишь бы избавиться от этого смеха. Да, теперь ясно. Я бы, наверное, ускакал прямо Худу в задницу, лишь бы прочь от них.

А как только учую что-то сладкое, мальчики и девочки, так мигом прискачу обратно и расскажу.

А пыльная туча как будто приблизилась. Возможно.

– Я правильно понял? – спросил Брис Беддикт. – Судьба мира в руках трех женщин?

Атри-седа Араникт еще раз затянулась самокруткой и швырнула окурок в огонь. В пламя… Она держала дым в легких так долго, как только могла, словно сдерживала само время. Я видела пещеры. Я видела тьму… и дождь, нижние боги, дождь… Наконец выдохнула. Дыма она не увидела.

– Не трех женщин, – сказала она. – Есть еще мужчина. Ты.

Они спокойно сидели у огня. Солдаты спали. Крики животных, ждущих смерти, к ночи затихли. Кухонные очаги погасли, когда навоз догорел и ветер наполнил золой воздух. Придет рассвет… и мы уйдем. Расстанемся – каждому своя дорога. Можно ли было такое представить? А она знала? Наверняка. Ее меч разделяет нас.

– Так было надо, – сказал Брис.

– Ты как будто пытаешься убедить сам себя, – заметила она, вытащила из ножен фитиль и сунула один конец в пламя. Посмотрела, как фитиль занялся, и поднесла его к новой самокрутке.

– Думаю, я ее понял. – Брис хмыкнул. – Ну, насколько ее вообще можно понять.

Араникт кивнула.