Заканчивалась моя первая загранкомандировка. За несколько дней до отъезда на родину маня пригласила на ужин молодая супружеская пара. Это были граждане ГДР, завербованные мною для последующего вывода на Запад в качестве агентов-нелегалов. Ужин состоялся в ресторане «Будапешт» в Берлине как раз в день их национального праздника. Этот вечер запомнился мне навсегда. Карл-Маркс-Аллее и Новый Алекс были запружены молодежью. Парни и девушки в ярких нейлоновых куртках-анораках стали главным украшением столицы. Да и сам город помолодел, похорошел. Почти полностью исчезли военные развалины. Воткнулась в небо игла телебашни с шаром вращающегося кафе. Вышка по высоте – вторая в Европе после Останкинской. Рядом тридцативосьмиэтажный небоскреб супермодернового отеля. Рассыпались ракеты фейерверка, переливались в струях теплого дождичка огни иллюминации. Гремела музыка, звучали песни, полоскались мокрые флаги. Все это поднимало тонус, заставляло забыть о плохом. А может быть, все не так уж гнусно, а может быть, все обойдется? Усатый мадьяр, прижав подбородком скрипку, склонился к нашему столику, который был уставлен высокими бутылками с белым вином и деревянными плошками с дымящимся мясом, обильно приправленным специями. А голубой-то Дунай, должно быть, в самом деле расчудесная река, черт побери! Мадьяр уплыл к соседнему столику вместе с вальсом о прекрасном голубом Дунае. Мой визави налил своей жене и мне вина. Но прежде чем произнести тост, он спросил: «Ты заметил, Арнольд, какой фильм идет сегодня в кинотеатрах?» Да, я заметил. В кинотеатрах шел документальный фильм «Товарищ Берлин». Четыре года назад у меня язык не повернулся бы назвать этот город товарищем. А теперь ничего – поворачивается. Итак, будь счастлив, товарищ Берлин! Будь счастлив и прощай!

В Грозный я вернулся поздней осенью 1969 года. Завершилась моя первая загранкомандировка. Встал вопрос о том, где я продолжу службу: в Грозном или в Москве. Представительство готово было рекомендовать меня на работу в Центр. Но этого было мало. Захочет ли Центр взять меня? Ведь я считался «бракованным» из-за отца. А пока в отделе кадров Первого главного управления КГБ решался вопрос о возможности моего использования в Центральном аппарате разведки, я должен был служить там, откуда уехал за границу…

В Чечено-Ингушской ЧК меня удивили необычная тишина и почти полное отсутствие оперсостава. Я спросил первого же знакомого сотрудника, что все это значит. «Уехали вместе с ротой войск МВД брать банду шейха Али», – был ответ. На меня снова пахнуло ветром Азии.

4-го февраля 1970 года в газете “Грозненский рабочий” была опубликована статья Магомета Мамакаева и Владимира Прядко «Кровь на чалме», повествовавшая о «подвигах» шейха Али. Я процитирую ее с большими купюрами, хотя бы для того, чтобы читатель мог судить об уровне сознания рядового горца: «…с чего началось падение этого человека? С подделки документа, по которому увильнул от службы в армии в трудные годы войны? С убийства на свадьбе своего односельчанина или с того самого момента, когда искал связи с немецкими агентами-парашютистами? А может, с той поры, как, провозгласив себя “святым”, уверовал, что аллах простит любые прегрешения, даже если кровь невинных останется на чалме?.. В умах суеверных людей шейхи и муллы представляются набожными седыми старцами, увенчанными высокими чалмами из белого шелка; руками они постоянно перебирают четки, а сами все шепчут священные суры из Корана на непонятном народу языке. Однако двуликий “шейх” Хамад Газиев, о котором мы вам рассказываем, резко отличался от них: чалму ему заменила связка гранат, а четки – пистолет иностранной марки и автомат последнего образца. Волк в овечьей шкуре – это определение по отношению к нему звучит слишком мягко. Пользуясь невежеством окружающих людей, он прибегал к явному надувательству. Хамад носил темно-коричневую папаху, внутри которой были нашиты “талисманы” – завернутые в тряпицы кости черного петуха, высушенные останки ящериц, черепахи, когти орла, и уверял, что она обладает магическими свойствами шапки-невидимки. “В ней я остаюсь невидимым моим врагам, – говорил он своим единомышленникам. – В ней меня не берут ни пули, ни острый кинжал…” Поддавшись религиозному фанатизму, люди уверовали в его “святость”, со страхом рассказывали легенды о его способности читать чужие мысли и исчезать в момент опасности, превращаясь в животных, быть невидимым, излечивать от болезней, открывать двери банков и магазинов, останавливать поезда и тому подобное… Кровавыми преступлениями отмечен путь Газиева… Он разжигал межнациональную рознь, внушал своим последователям ненависть к иноверцам… Оперативные сотрудники оцепили дом, где скрывался Газиев. Хамад и его телохранитель Ибрагим Исмаилов выскочили из окна и, отстреливаясь из автоматов и пистолетов, босые побежали в сторону леса. В перестрелке Хамад Газиев был убит. Пораженный телохранитель, увидев, что “святой” Али упал и больше не стреляет, подошел к нему и стал тормошить его, не веря своим глазам. Он хотел наощупь удостовериться в смерти “шейха”. Как же так, ведь на нем была его знаменитая папаха, увешанная “талисманами”? Исмаилов снова начал отстреливаться, но был ранен…»

За время моего отсутствия в структуре органов произошли изменения. Было создано 5-е управление КГБ СССР (политический сыск). На местах соответственно возникли 5-е отделы областных, краевых и республиканских органов КГБ. В больших республиках были созданы свои 5-е управления. В Чечено-Ингушетии на долю 5-го отдела выпала еще и борьба с бандитизмом, который редко утихал там надолго. Через семь лет после ликвидации банды «святого» Али бандит Хасуха Магомадов за несколько минут до своей гибели застрелил начальника Советского (Шатойского) райотделения КГБ подполковника Салько и дружинника чеченца Чабдарханова. Хасуха тоже во время войны помогал немцам, как и Газиев. А уж сколько сотрудников милиции полегло под ножами и пулями бандитов – не счесть.

Сразу же по прибытии в Грозный я был назначен начальником 1-го отделения 2-го отдела КГБ Чечено-Ингушетии. Это было то самое отделение, где я начал мою работу в ЧК. Борис Николаевич Белов к тому времени стал уже начальником Грозненского райотделения. Таким образом, я сел в его освободившееся кресло и получил в подчинение моих бывших, немного постаревших, но все еще бодрых, веселых и энергичных коллег-контрразведчиков. Были в отделении и совсем молодые сотрудники, недавно окончившие спецшколы. Петр Иванович Погодин в мое отсутствие вступил в конфликт с руководством ЧК и ушел в МВД бороться с жуликами. Я отправился к нему домой с бутылкой. Он был один. Моему появлению очень обрадовался. Но в то же время смутился. Причиной смущения было то, что у него в холодильнике не оказалось ничего, кроме пачки сливочного масла и литровой банки черной икры. Я его успокоил, и мы неплохо посидели с такой закуской тем паче, что в квартире отыскалась еще одна бутылка.

В конце 1969 – начале 1970 года в моем отделении появилась интересная вербовочная разработка на иностранца (назовем его «Джек»), который «приглянулся» нам постольку, поскольку его сын работал на одном важном объекте НАТО. Через «Джека» мы намеривались выйти на этого парня. Руководство поручило вести это дело мне. Приезд «Джека» ожидался весной. К этому времени надо было подвести и его родственникам надежную опытную агентуру. Я попросил на свой стол всю агентуру отделения. Мне принесли более сотни дел. Листая их, я обнаружил в числе наших помощников много добрых знакомых. К тому времени я уже утратил способность удивляться чему-либо и всматривался в знакомые лица на фотографиях с приязнью и сочувствием. Когда-то эти люди работали со мной на одной кафедре, встречались за бутылкой в одних компаниях, ездили на уборочную в колхозы, на экскурсии, в научные командировки. В своих агентурных сообщениях они писали обо мне хорошо, иначе я не держал бы теперь в руках их личных дел. А ведь могли написать и плохо. Во всяком случае, могли обнаружить что-либо негативное в моей персоне. Я же не святой. Однако никто из них ничего такого не сделал. Значит, они были порядочными людьми и поддерживали хорошие отношения со мной отнюдь не по заданию КГБ, а из простого чувства симпатии ко мне. Нужная агентура быстро была отобрана. Она осталась на связи у прежних сотрудников. Как правило, работа с агентами из числа бывших приятелей у оперативников не клеится. Контакт с «Джеком» я решил установить сам. Он был мужик, на котором, как говорится, пробы негде ставить. Во время войны попал в плен к немцам, служил у них, участвовал в карательных операциях на Украине, бежал с немцами и, в конце концов, осел в одной из стран Ближнего Востока, где обзавелся семьей и стал мелким предпринимателем. У нас не было достоверных данных о том, что «Джек», находясь на службе у немцев, кого-то убил, хотя не исключено, что за ним такой грех числился. Если бы мы располагали достоверными сведениями о том, что у «Джека» кровь на руках, мы бы его просто посадили без лишних разговоров. Но я все-таки думаю, что не было крови, иначе он не решился бы приехать на родину. Тяжелая у нас вышла первая встреча. Он меня боялся, он меня ненавидел. Агентуре говорил, что убил бы меня с наслаждением. Однако постепенно «Джек» привык ко мне, напряженность в наших отношениях спала, мы даже стали вместе пить пиво и травить анекдоты. Завербовал я его в одном из люксов гостиницы «Пятигорск» в одноименном городе на Кавминводах. Я попросил его написать собственноручно, почему он хочет сотрудничать с нами. «Джек», человек очень нервный и экспансивный, целую ночь сочинял многочисленные варианты подписок. Всего написал их девять. Мне вручил последний, девятый вариант, а восемь изорвал в мелкие клочья и выбросил в урну. Однако добросовестные сотрудники оперативно-технической службы собрали и склеили все эти клочки. Таким образом, в деле на «Джека» оказалось девять подписок. Простились мы с ним в Москве, в отеле «Националь». Расстались тепло, договорились о следующей встрече, об условиях поддержания связи. Для себя лично я тоже кое-что извлек из этого дела.