Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как дальше-то быть, Геннадий Андреич? – спросил Валя.
– Да, действительно, что вы думаете предпринять? – поддержала Галя. – Неужели примирились? Я слышала, вы за исключительно мирные средства.
– Уже нет, – вздохнул председатель Союза. – Сначала и правда хотелось все решить в рамках закона. Однако дело оказалось серьезнее, чем я думал.
– Ну и…
– Ну и, значит, теперь только вот на кого одного надежда.
И он показал на Силыча.
– Наслышаны мы про ваши чудеса, товарищ Селиванов. Так наслышаны, что готовы сдержать свой марксистский скепсис и поспособствовать изгнанию беса.
– Но чур закопать при этом обязательно, – вставил свои пять копеек Илья Ильич.
– Погоди, Ильич, дай сказать. Вы еще вот что учтите, пожалуйста: мы с товарищем Пуховым представляем теперь только самих себя. Да, увы. Большинство членов Союза после победы на озере посчитали, что цель войны достигнута и пора переходить к мирному сосуществованию. В общем, разобрали они баррикады и спустили флаг. Теперь Анна Санна статьи в «Правдочке» печатает, а они их в интернете комментируют. А мы с Ильей борьбу прекращать не намерены…
– Пока он ходит незакопанный, – торжественно встрял Пухов, – ни сна, ни покоя.
– …и готовы приложить все силы к поимке и изгнанию главного виновника безобразий, – закончил бывший комбат.
– А ответственность вас не смущает? – спросила Галя и кивнула Силычу: – А ну-ка, огласи!
Тот мигом извлек с полки в красном углу Уголовный кодекс и с выражением прочел:
– Похищение человека. Статья сто двадцать шестая, до пяти лет. Группой лиц – от пяти до двенадцати.
Председатель Союза оказался юридически подкован и не смутился.
– Все верно, – ответил он. – Но есть там еще один подпунктик, Галина Алексеевна: похитители, добровольно освободившие похищенного, освобождаются от наказания. Вот мы его и освободим – сразу после обработки.
– А за экзорцизм сколько дают? – поинтересовался Валя.
– За экзорцизм у нас ничего не дают, – улыбнулся председатель.
– А то бы я уже на пожизненном сидел, – добавил Силыч, убирая книгу обратно.
Похоже, все пришли к согласию и остались довольны. Не решен был только один вопрос, и его задал внимательно слушавший разговор Беда:
– А как ло-вить?
Заговорщики приступили к решению практической задачи.
– Да, действительно, как вы собираетесь его поймать? – рассуждала вслух Галя. – Живет он на обкомовской даче, туда просто так не пройдешь. Пешком не ходит. Во всех поездках его сопровождает Тимофей Иванов, он же Тимоти Айваноф, дворецкий, шофер и охранник. Кстати, вот идея: может, подкупить этого Айванофа? Вы с ним не знакомы, случайно?
– К сожалению, нет, – покачал головой Редька. – Товарищ не местный. Он с губернатором приехал. По слухам, из бывших сослуживцев.
Все смолкли.
– А может, в о-ке-а-на-риуме га-да под-ло-вить? – героически выговорил Беда.
– И в реку, – тут же добавил Пухов. – Тогда можно не закапывать, так и быть.
– Он там почти не бывает теперь, в этом океанариуме, – ответил Редька.
– А где же он бывает?
– В Москву все летает, вынюхивает там что-то. А здесь по городу его передвижения непредсказуемы. Куда захочет – туда и направится.
– Но у Детки-то он бывает? – спросила Галя. – Значит, на выходе из администрации можно подловить.
– У всех на виду?
– Н-да… Задача.
Все снова смолкли и призадумались. Галя, позабыв о роли барыни, принялась сама разливать чай.
И в этот момент явилась еще одна гостья. Дверь распахнулась резко, как от порыва ветра, и на пороге выросла крупная, атлетически сложенная девушка в алом плаще.
Завидев ее, Пухов подскочил чуть ли не к потолку избы и истошно завизжал.
– Т-те… тт-те… тт-те… – К нему сразу вернулось заикание. – Т-террористка! За рулем б-была!
– Цунами! – выдохнул Валя и, вскочив, загородился стулом.
Силыч замер с ложкой в руке, а Беда вдруг сел на кровати и потянулся за своей одеждой.
Однако гостья не дала ему этого сделать. Она подбежала к Мухину и обняла его так крепко и порывисто, что больной вскрикнул. Валя со стулом наперевес бросился спасать друга, но Силыч перехватил оружие:
– Погоди! Она же мириться пришла!
И действительно, Малаша уже разжала объятия, отпустила бывшего бойфренда и теперь гладила его по забинтованной голове, шумно при этом рыдая.
– А ну-ка выйдем! – велела всем Галя. – Дело тут, похоже, серьезное. Пусть наедине поговорят.
Валя и Силыч подхватили под руки потерявшего дар речи Пухова, и вся команда вывалилась во двор.
– Ну дела, – недоумевал Пикус. – И кто бы мог подумать, что она сюда явится?
– Любовь, значит, сохранилась. Великая тайна, – назидательно произнес Силыч. – А мы с вами, ребятки, покуда они там беседуют, делом займемся. Я сейчас репок надергаю, а вы их почистите и на терке натрите. Салат на вечер получится. Оно нервы успокаивает, да и потом, видите, сколько гостей – всех накормить нужно.
– Здорово! Я с удовольствием, – обрадовался Валя. – А грядки полить можно?
– Ну, полей, полей, – ласково кивнул хозяин. – Вот ведь какой помощник у меня, Галюша. Любо-дорого глядеть.
– Я репку т-тереть не б-буду! – объявил Пухов. – У вас в доме т-террористка, и надо ее сдать. Но сначала разведать п-планы.
– Тогда пойди встань под дверью и послушай, о чем они воркуют, – распорядился председатель. – А сдать, если что, всегда успеем. Никуда теперь не денется.
Пухов с пониманием кивнул, зашел в сени и закрыл за собой дверь. Остальные приступили к производству салата.
– Беспокойные у тебя гости, Силыч, – заметила Галя. – А не пускал бы ты нас к себе с самого начала – жил бы как в раю, а?
– Это ничего, что беспокойные, Галюша, – ответил целитель. – Призвание мое такое. Вот если бы ты еще командовала построже, так ничего бы лучше и желать нельзя было.
– А может, вам, товарищ Селиванов, к нам в Союз вступить? – предложил вдруг Редька. – Тогда и я бы вами покомандовал, и другие командиры нашлись бы. Вы ведь живописец?
– Да какой там живописец… – засмущался целитель. – Это же только видимость, что я красками малюю. Тут суть-то в другом…
Однако в чем заключалась суть, Силыч объяснить не успел. Дверь в сени с треском распахнулась, и во двор вылетел взъерошенный Пухов.
– Со… со… совокупляются! – объявил он. – Вся изба ходуном ходит. Надо спасать раненого героя.
– Эй! Ты в личную жизнь-то не суйся, – одернул его Редька.