Было уже поздно, а этот Марк по-прежнему болтался с нами. Мы ушли с Репербана и пошли в какой-то бар, где когда-то играли The Beatles в самом начале своей карьеры. И снова при входе все на нас уставились, но нам было плевать. Мы пили «Джека», в каждую порцию которого нам клали строго по одному кубику льда, до самого закрытия бара. Потом мы отправились в отель, а Марк по-прежнему болтался с нами – к тому моменту мы уже даже перестали с ним разговаривать. День был долгий, так что я решил сразу же вырубиться у себя на кровати, а Марк отключился на соседней – которая была кроватью Даффа. Иззи всегда слыл великим подстрекателем: он мог разворошить осиное гнездо, не получив ни единого укуса, так что и эту возможность он не упустил.

– Слышь, Дафф, – сказал он. – Этот парень спит в твоей постели.

– Ага, вроде так, – ответил Дафф.

– И ему это сойдет с рук? – спросил Иззи. – Какого черта? Он не может так с тобой обращаться.

– И правда! Ни за что, чувак! – воскликнул Дафф.

– Да кто это вообще такой, черт побери? – спросил Иззи.

– Да, черт побери, кем это он себя возомнил? – спросил Дафф, уже довольно разгоряченный. – Да пошел он к черту!

Они попытались довольно грубо разбудить Марка, но тот уже спал мертвым сном.

– Я знаю, что нам делать, приятель, – сказал Иззи. – Давай обмотаем его скотчем и спустим в шахту лифта.

– Круто, давай! – воскликнул Дафф.

– Мы спустим его в шахту. Пусть поспит на крыше лифта.

Они довольно крепко его обмотали: руки, лодыжки и рот были полностью заклеены. Он был среднего роста, весил килограммов 65, так что они взяли его и потащили к лифту, но в этот момент он проснулся и стал визжать, как резаная свинья. Ребята быстро отказались от первоначального плана, засунули Марка в лифт и отправили на первый этаж. Там им уже занялся персонал отеля. Они оторвали скотч, и, как только он объяснил им, кто он такой, они обзвонили всю цепочку ответственных и связались с его группой, которым пришлось прийти за ним, потому что у него не было ни ключа от номера, ни удостоверения, ни денег – вообще ничего. Это был последний вечер, когда я с ним вообще разговаривал: все оставшееся турне я ему просто кивал. Если подумать, то от ребят мы тоже больше ничего не слышали.

На следующий вечер мы давали концерт – первый в нашем турне, – и хорошо, что ситуация не вызвала прецедента. Площадка находилась на воде, в таком темном промышленном зале с лавками и длинными столами по краям. Там все было выкрашено в черный цвет – на моей памяти это самый чернющий клуб, какой я только видел, и там воняло несвежим пивом. На стенах были автографы и граффити всех до единой хэви-метал-групп и трэш-групп, которые там побывали, а их было много.

Зрители оказались, без сомнения, самыми тухлыми за всю нашу жизнь: помню, они казались такими же холодными и несчастными, как погода в тот день. Помню, что до того момента, как мы вышли на сцену, и с той же секунды, как мы с нее ушли, в зале играла одна Metallica, и больше ничего. Было очевидно, что у любой американской группы, да и вообще любой группы, не похожей на Metallica, нет шансов. И я оказался прав. Мы отыграли концерт, и единственное, о чем я думал, уходя со сцены, – это то, что я чертовски не хочу повторять это завтра.

Меня беспокоило, как пройдут остальные концерты этого турне, – в основном потому, что в Германии у нас было назначено много выступлений. До следующего концерта оставалось еще несколько дней, и все это время мое беспокойство лишь усиливалось. Но, как только мы добрались до Дюссельдорфа, более воздушного города, где было больше деревьев и меньше бомбоубежищ, мне показалось, что это совсем другая страна, и я понял, насколько велика и разнообразна провинциальная Германия: атмосфера каждого города уникальна.

Чем больше мы ездили по Европе, тем сплоченнее становилась группа. Наши спонтанные взаимодействия на сцене выглядели все более профессиональными, а играть было все веселее и веселее. Большую часть европейского турне мы провели в своем гастрольном автобусе, салон которого превратили в большое общее лежбище, убрав большую часть сидений и забросав пол подушками. По дороге Иззи подцепил себе подружку-немку, а она взяла с собой подругу, с которой начал тусоваться я. Мне всегда нравилось находить себе подружку в каждом регионе, который мы проезжали, и, так как в Англии меня уже ждала девушка по имени Салли, мне пришлось резко прекратить свой немецкий роман после пересечения пролива. Буквально за минуту до того, как я вошел в комнату, где меня ждала Салли, я сказал своей немецкой подружке, что ей пора возвращаться домой.

Когда я думаю о Европе, то помимо концертов вспоминаю, как большую часть выходных проводил в венерологических клиниках. В Лос-Анджелесе я встречался с порноактрисой, а еще у меня была миленькая подружка-наркоманка. На следующий день после окончания съемок клипа Welcome to the Jungle я проснулся и обнаружил три странных красных пятнышка у себя на животе. В то время СПИД уже стал государственной проблемой здравоохранения, вызвав странноватую истерию в среде рок-музыкантов. Все встревожились, но большинство по-прежнему чувствовали себя невосприимчивыми к подобным заболеваниям. Мы решили, что нам не стоит об этом беспокоиться, а потом СПИДом заразился Дэвид Ли Рот.

В общем, я тогда только прочитал статью о СПИДе в журнале «Тайм», а фотографии признаков заражения ВИЧ на теле были очень похожи на то, что я увидел у себя на животе. Вероятно, это был просто псориаз или какое-то раздражение, но я был уверен, что подцепил что-то либо от девушки из порно либо от наркоманки, потому что ни с одной из них не предохранялся. Помню, как шел по Мелроузу рядом с Сан-Винсенте, когда вышел из квартиры наркоманки и отправился в клинику сдать анализ на СПИД. Я думал, что мне конец. Я уже решил, что гастроли по Европе станут первым и последним международным турне в моей жизни. К счастью, анализ показал отрицательный результат.

Правда, в качестве бонуса я все равно получил венерические бородавки, вероятно, от порнокрасотки, – и это только усилило мои страхи. До того момента я был довольно неразборчив в связях и никогда не предохранялся. Не думал, что подхвачу что-то посерьезнее мандавошек. А когда на животе появились эти штуки… я подумал: «Что это за хрень?» Перед отъездом я ходил в клинику и несколько раз пытался избавиться от этих штук, но ничего не помогало – они появлялись снова. Когда мы отправились в турне, образования стали настолько болезненными, что я не смог спать на животе. В каждой стране, где мы побывали, я ходил в клиники, но эти штуки не проходили. Я хотел избавиться от них навсегда, прежде чем встретиться с Салли. В конце концов мне их нормально удалили, так что до самого возвращения в Соединенное Королевство они больше не появлялись, и Салли ничего не узнала.

Если бы нужно было выбрать самый любимый концерт в том турне, то я бы назвал «Парадизо» в Амстердаме. Это удивительная площадка: такое темное зловещее здание, которое раньше было церковью. В главном зале высокие потолки, арки и отличная акустика. Там выступало столько легенд, от Sex Pistols до Stones, что я с нетерпением ждал концерта. Помню, в тот вечер на концерте Аксель прошелся по старым рок-звездам: точных слов не помню, но основная мысль заключалась в том, что если рок-звездам старшего поколения кажется, что мы у них воруем, то они правы, только делаем мы это лучше. Помнится, свою речь он закончил призывом Пола Стенли отсосать у него.