Мы играли на ледовых аренах, в театрах и на нескольких небольших фестивалях с множеством участников. И как бы я ни радовался тому, что мы в турне, которое на тот момент стало величайшим событием в моей жизни, я не мог смириться с тем, что все идет не так хорошо, как должно. В моем представлении мы были там не к месту, потому что недостаточно хорошо выступали на большой сцене. Может, дело в том, что я постоянно критически отношусь к своему делу, – это черта характера. Я не мог просто взять и забыть об этих концертах, как, наверное, поступили бы Sex Pistols.

Зато, когда мы с The Cult приехали на Арену Лонг-Бич, я ощутил, что вернулся домой. Помню, как пошел туда накануне вечером и уставился на здание, совершенно потеряв дар речи. Я бывал там на концертах Оззи, AC/DC, Black Sabbath, Judas Priest, Billy Idol и бесчисленного множества других музыкантов и думал, что выступление там означает, что у тебя уже все в порядке.

Я как-то даже ходил туда на концерт Ratt против своей воли: как я уже упоминал, Ивонна встречалась с их вокалистом Стивеном Пирси, когда они еще назывались Mickey Ratt. Когда мы с ней были вместе, ребята выступали там хедлайнерами, и она так гордилась Стивеном, что нам пришлось пойти, несмотря на то что он был полным идиотом. Ивонна пришла в восторг от того, что Ratt прошли путь от жизни в дешевой квартирке до собственного концерта на Арене Лонг-Бич. А теперь тот же путь прошел и я. Когда нас взяли на этот концерт, я испытал сильнейшее чувство удовлетворения. Для известной гастролирующей группы выступление перед пятью тысячами зрителей на Арене Лонг-Бич по большому счету вообще ничего не значило – но тогда для нас это значило все.

И это было замечательное возвращение домой. Мы приехали к Арене и припарковали автобус на улице у отеля. Каким-то образом нам удалось подцепить двух девчонок, стоявших прямо там на тротуаре, и двое парней отвели их в конец автобуса. Потом мы зарегистрировались в отеле, и я помню, как потягивал свой напиток, глядя через парковку на Арену, где на горизонте маячило это здание, казавшееся тогда больше, чем сама жизнь. На следующий день приехали наши друзья из Лос-Анджелеса, и на нашем выступлении одни только они радовались нам больше, чем все канадцы, вместе взятые. Было здорово, мы были дома.

Мы довольно естественно привыкли к гастрольной жизни, а веселье только начиналось. Мы словно были созданы для этого. Нам даже не пришлось прикладывать сверхусилий. Как-то мы поехали, кажется, в Аризону и тогда впервые стали общаться с фанатками-групи. Не теми девушками, которые хотели с нами переспать, потому что им нравилась наша музыка, – с такими мы уже не раз развлекались дома. Это были фанатки, которые уравнивали в возможностях все музыкальные группы и в любое время трахались со всеми подряд.

Обычно им было от семнадцати до двадцати двух лет. Те, кому за двадцать, чаще всего были уже поопытнее – возможно, даже чересчур, – и встречались даже женщины постарше. Поэтому иногда можно было получить комбо из мамы и дочки сразу. Но в каком-то смысле понять фанаток из трущоб нам было легче, чем фанаток из Лос-Анджелеса: там, где жили эти девушки, культура была на минимуме, и они посвятили себя тому, чтобы получить от нее как можно больше, когда она оказывается в городе. Мы это почти уважали.

Когда мы не выступали, Аксель отсиживался в комнате отдыха сзади, спал и давал отдых голосу. Иногда, во время выходного, он прямо там и ночевал, не заселяясь в отель. Тем не менее он часто выходил, чтобы с нами потусоваться, и это всегда получалось круто. В тот момент все было по-настоящему здорово – скажем так, на сцену мы еще выходили вовремя. Мы обладали сильным духом товарищества и были идеальной компанией для совместных гастролей… Правда, нам и сравнивать было не с чем, но мы все были вполне довольны. До тех пор, пока в нашем говноавтобусе не навернулся компрессор, прихватив с собой на тот свет еще и кондиционер, где-то посреди Техаса. Когда мы резко вспотели от жары, нам пришло в голову, что гастроли, возможно, бывают и другого уровня.

Тогда в Техас на несколько дней приезжал Уэст Аркин, и вечеринка стала гораздо веселее, несмотря на пустынные условия в автобусе: через четыре – пять дней Уэст от нас уехал, и выглядел он уже словно тень самого себя. По моим подсчетам, у него килограмма три с половиной вышло только через пот. После этого у нас было в Техасе три выходных, которые мы провели в курортном отеле где-то в глуши, и за это время уволили водителя автобуса, а заодно и своего гастрольного менеджера, которого назовем здесь Купером.

Купер был тот еще кадр: ходил в кепке, как у мальчишек, продающих газеты, и водил желтый «Лотус». Это был тощий, жилистый англичанин с очень нервным поведением – наверное, из-за кокаина. Проблема Купера заключалась в том, что он превратился в эгоцентричную рок-звезду и забыл, что он гастрольный менеджер. Мы устали от того, что он постоянно уводит девчонок, которых мы подцепили, к себе в номер, обещая им кокаин, и держит их там в надежде с кем-нибудь переспать. Он даже лгал нам, если мы звонили ему в номер и спрашивали, где девчонки. Он говорил, что они свалили, и мы верили до тех пор, пока не ворвались к нему и не поймали с поличным.

Кроме того, у него была дурная привычка обещать нам с Иззи по грамму кокаина в обмен на утреннее интервью. Он давал нам пробу на один зуб, а когда мы заканчивали интервью на радио, по телефону, или где там оно проходило, и требовали остальное, он пытался отговориться от своего обещания. Это просто глупо: если пообещать нам наркотики, а потом не дать, то мы просто надерем тебе зад, – такие уж мы люди.

Последней каплей стала ситуация, когда Алан доверил нас Куперу, а он нас потерял, и мы опоздали на концерт. Это был большой облом, на этом его карьера с нами закончилась – Алан сразу уволил и его, и водителя. Больше мы их не видели. Потом мы слышали, что Купер работает коммивояжером и продает телефонные справочники.

То, что Алан уволил Купера практически без объяснений, меня сильно впечатлило, – тогда-то я осознал, насколько он серьезный человек. Это иллюстрация чрезмерно покровительственной, отеческой и собственнической позиции, которую он занял по отношению к нам. И это было приятно, потому что мы были такими ужасными раздолбаями, что должен же найтись хоть кто-то, кому на нас не насрать.

Здорово, что Алан сбросил балласт, только дело в том, что после выходных нам нужно было доехать до следующего концерта в Хьюстоне, а у нас не было ни гастрольного менеджера, ни водителя. Пришлось искать другой транспорт прямо на месте. Не помню, куда делись остальные парни, а мы с Даффом поехали на «Транс-Аме» с девчонкой, которую я подцепил. Все было хорошо, пока мы не попали под жуткий ливень, – у ее машины не оказалось дворников. Дождь лил так сильно, что мне пришлось высунуться из окна со стороны пассажира и, словно щитом, прикрывать своим телом одну половину лобового стекла, а вторую половину протирать рукой, чтобы девушка видела дорогу.

Концерт в Хьюстоне прошел потрясно, а потом мы колесили по югу. Луизиана была как раз по моей части, особенно Новый Орлеан, со всякими вуду и ощущением присутствия африканской религии и черной магии. Мы пошли в аутентичный ресторан на болотах, где я ел мясо гремучей змеи и почерневшего аллигатора. Я так здорово провел время! Тогда я начал понимать, что сама дорога – мое любимое место на земле и что я выбрал как раз подходящую для этого карьеру.