Однажды, когда Артур болел дома (взаправду — с температурой, кашлем и осипшим голосом), я стоял на очередной перемене в рекреации и размышлял, не стоит ли и мне заболеть. Ко мне подошёл тот самый парень, которого я видел на приёме у хирурга в военкомате.

Он был таким же худеньким скромным мальчиком, как и я. На его простом русском лице тоже красовались прыщи, а на голове торчал чуб, по обеим сторонам которого уже начинали прорисовываться впадины залысин. Он был немного выше меня и из-за этого сильнее сутулился, так что в профиль был похож на скобку.

— Привет, — у него была особая манера говорить. Он, видно, стеснялся не меньше моего, поэтому каждое слово или предложение прорывалось сквозь толщу робости. Казалось, он проталкивал мяч сквозь слишком узкую баскетбольную сетку, мяч сначала застревал в ней на мгновение, а потом вываливался с большей, чем нужно, скоростью.

Я поздоровался в ответ. После обмена приветствиями и знакомства («Я Сергей» — выпал мяч из сетки) он вдруг спросил: — А что к тебе эти парни после военкомата привязались? Мне стало стыдно за тот день, о котором я было уже и думать перестал, к тому же совершенно не улыбалось обсуждать его с парнем из нашей школы. Я пробурчал что-то в ответ, чтобы Сергей понял — мне эта тема неприятна.

Мы поболтали немного о чём-то и разошлись по разным классам. На следующей перемене он снова нашёл меня. Оказалось, что он был моим ровесником, но учился в физико-математическом классе на год младше, жил неподалёку, в общем, ничего интересного. Он ходил в нашу школу с первого класса, но мы до сих пор не пересекались. Мы ни разу не произнесли имя Артура, хотя оно витало в воздухе — неспроста Сергей подошёл ко мне именно в тот день, когда я был один.

Мы не делали ничего плохого по отношению к моему другу, но я чувствовал, что так было лучше, и не собирался ни рассказывать Артуру о своём новом знакомстве, ни тем более сводить их. Сергей был полной противоположностью Артуру, и мне казалось, что они никогда не нашли бы общего языка.

Вообще-то Артура не хватало. С Сергеем было интересно, но не было в нём сумасшедшинки, которую я любил в Артуре. Он был похож на меня и поэтому общение получалось пресным. К тому же мы стеснялись друг друга, и разговор каждый раз получался довольно натянутым. Но я не умел показать это, да и не хотел, чтобы он подумал, будто мне неприятно стоять с ним на переменах — всё лучше, чем быть одному. К тому же я был уверен, что с возвращением Артура общаться мы перестанем.

Артур болел вторую неделю, и в один из дней я пригласил Сергея к себе прогуливать очередную физру. Он согласился, хотя ему пришлось пропустить другой урок.

По дороге я поскользнулся и сел на грязный мокрый снег, выпачкав брюки.

Хорошо, что у меня с недавних пор были запасные, так что можно было просто переодеться и вернуться в школу, а не бросаться застирывать и утюжить грязные штаны, да ещё перед новым приятелем. Когда я переодевался, Сергей сидел напротив. Сначала он смущённо молчал, а потом так же робко начал шутить на тему стриптиза: — О, Артёмка, давай, детка, вот так хорошо, — выпало из баскетбольной сетки целое предложение.

Я подхватил игру и начал двигать бёдрами, стоя в одних трусах и рубашке.

Сергей вдруг встал, подошёл ко мне и стал танцевать рядом, прижимаясь ко мне сзади. Он обнял меня так, как это делал иногда Артур, но я не оттолкнул его. У меня перехватило дыхание, мне стало страшно и приятно.

Я не знал, что случится дальше и просто продолжал играть в стриптиз.

Руки Сергея опустились ниже и нашли то, что искали: — О, Артём, ничего себе. Надо что-то делать с этим.

— А что?

— Ну, не знаю. Но нельзя же просто так стоять.

Не глядя на Сергея, я задёрнул шторы, достал из шкафа одеяло и сказал ему: — Только я при тебе раздеваться не хочу. Давай ты разденешься в соседней комнате, а я тебя буду ждать под одеялом.

Мы лежали друг на друге и совершали движения, которые, по нашему пониманию, назывались «заниматься любовью». Я первый раз в жизни видел чужой мужской член, вернее, я его не совсем видел, под одеялом было темно, но он был рядом, большой, горячий, приятный на ощупь, такой же, как мой, но совершенно другой. Сергей попытался поцеловать меня, но мне не понравилась мысль целоваться с парнем — было в этом что-то противоестественное. Поелозив под одеялом, мы решили, что пора собираться в школу, потому что времени до следующего урока почти не оставалось.

Вернувшись с уроков, я принялся за то, чего мы так и не добились с Сергеем, мучаясь мыслью, что всё это как-то пугающе ненормально. Самое ужасное, что мне нравилось, вспоминая, представлять тёплое тело Сергея рядом с моим, воображать, что это его руки делают то, что сейчас я делал сам. Я решил, что нужно остановиться, иначе я стану тем, кем меня называл тот бугай из военкомата.

На следующий день у нас снова нашёлся предлог пойти ко мне в гости после уроков. В этот раз я не стал доставать одеяло, хотя окна всё-таки зашторил.

После нескольких минут возни Сергей отстранился от меня и осторожно сказал: — Не, Артём, так не пойдёт. Может, попробуем что-нибудь по-взрослому сделать. Ты в рот когда-нибудь брал?

— В рот?! — я был по-настоящему шокирован. — Нет, не брал… А ты?

— Нет, я тоже не брал, но в порнушке видел.

Я в жизни не видел ни одной порнушки, если не считать тех многострадальных карт, затёртый валет от которых до сих пор был припрятан в томике Лескова. Но теперь я припомнил, что были там какие-то эпизоды со ртом. Принцесса, кажется, делала что-то такое свинопасу.

Вообще-то мне стало немного противно. Но эта брезгливость была поверхностная, слабая, наносная. Она была смыта прорвавшимся вдруг желанием, которое я быстро подавил, вернув его в те глубины, где ему надлежало быть. Но не тут-то было.

— Ну, давай попробуем. Только ты член помой. С мылом. Мы по очереди сходили в ванную и снова легли на диван.

Его член был рядом с моим лицом, такой же горячий и волнующий, как вчера. Я повременил немного, проверил, что он был достаточно чист, и осторожно взял его в рот. Я старался не сжимать губы, чтобы не укусить Сергея, и просто делал те же движения, что обычно руками. Внезапно мне пришла в голову мысль, которая заставила меня прекратить мою работу и сказать:

— Слушай, только если ты решишь кончить, то ты мне заранее скажи. Не надо мне этого в рот делать.

— Хорошо. Но до этого ещё далеко.

Через какое-то время я устал. Ничего не происходило, мышцы лица болели, хотелось закрыть, наконец, рот.

— Ну что, теперь ты мне?

— Давай. Только сходи ещё раз член помой, а то вдруг он там уже не такой чистый.

Мы поменялись местами. Сергей был так же осторожен, как и я, было видно, что он никогда не делал этого раньше. Я не чувствовал ничего особенно приятного, но меня возбуждала сама мысль о том, что мой член находится у кого-то во рту. Через какое-то время ему это надоело, и мы повторили наше вчерашнее упражнение, лёжа друг на друге. Я взял его член в руку и попытался делать то же, что обычно делал себе, но потом оставил его, подумав, что ему это может быть неприятно. Сергей, впрочем, продолжил сам, и через какое-то время я почувствовал на своём животе липкую тёплую массу.