– Никого… Скорее, подозревают меня. Однако, боюсь, садовник не оставил мне наследства, из-за которого я могла бы желать ему смерти.

– Но кто-то же его убил?

– Это не я…

Лавров замолчал, неотступно думая о пустой могиле на липецком кладбище. Даже если оборотни существуют и способны вставать из гроба, должна быть причина, по которой они убивают людей.

– Абсурд! – вырвалось у него.

– Совершенно с вами согласна, – кивнула Марианна.

От дома по пестрой от солнечных пятен дорожке к ним навстречу, слегка переваливаясь, спешила кухарка.

– Я вспомнила… – отдуваясь, выпалила она. – В день убийства я варила куриный бульон и делала котлеты…

Лавров уставился на нее с интересом, а Марианна – с тревожным ожиданием.

– Так вот… – продолжала Клавдия. – Для бульона я всегда беру домашнюю курицу…

Надо было набраться терпения, чтобы не перебивать и не подгонять ее. Кухарка поведала, что покупает кур у своей соседки. И в тот день она после завтрака отправилась за курицей.

– Да! – оживилась Марианна. – Мне вдруг захотелось куриной лапши. Клавдия в самом деле бегала за курицей к обеду.

– Когда я возвращалась обратно, то заметила парня на мотоцикле, – кивая, добавила кухарка. – Не люблю хулиганов, которые гоняются, как сумасшедшие! А тот был как раз из них. Выскочил из переулка на бешеной скорости, оглушил меня, окаянный! Аж внутри все захолонуло. И помчался…

– Куда? – обрадовался Лавров.

Мотоциклист – уже что-то конкретное, реальная зацепка. Вряд ли пожилая дама заметила номер или марку, однако не трудно догадаться, кто это был.

– Сначала прямо помчался, – сообщила Клавдия. – Обогнал меня и скрылся. А потом гляжу, он в кустах прячется.

– Возле дома Ветлугиных?

– Да, – подтвердила она. – Тут неподалеку, когда идешь по улице, напротив заросли орешника и калины между домами. За ними он и стоял.

Лавров без труда припомнил «заросли», о которых говорила свидетельница. Он сам облюбовал их для слежки за усадьбой Ветлугиных. Из кустов были видны ворота и передняя калитка.

– Как же вы его заметили? – удивился он.

– Я глазастая, мил человек, – приосанилась кухарка. – Даром что в возрасте, а со зрением у меня порядок.

– Может, вы и марку мотоцикла назовете? – для проформы спросил начальник охраны.

– Почему же не назвать? «Харлей». Племяш мой, Санек, все стены у себя в комнате этими «Харлеями» обклеил. Бредит парень мотоциклами. Все уши матери прожужжал, купи да купи. Только этот «Харлей» прорву деньжищ стоит. Где сестре взять-то? Санек грозится школу бросить и податься на заработки. Чтобы, значит, на мотоцикл хватило… Беда с парнем!

– Спасибо, – тепло поблагодарил ее Лавров. – Вы очень наблюдательны.

– Вы уж меня простите, – рассыпалась в извинениях Клавдия, польщенная похвалой. – Я про мотоцикл-то пять минут назад вспомнила. Варю половинку той самой курицы, и вдруг – бах! Все встало перед глазами, как наяву. После того, что с Борисом приключилось, я сама не своя хожу. Не только про мотоцикл, про мать родную забудешь!..

* * *

Москва

Супруги Морозовы варились каждый в собственном соку.

Николай Степанович тяжело переживал скандальный разрыв любимой дочери с женихом. Грандиозная ссора со Шлыковым, который был его надежным партнером в делах, не оставила камня на камне от прежнего дружеского расположения и будущего совместного бизнес-проекта.

«Если наш сын вашей красавице не по нутру пришелся, надо было сразу так и сказать, а не устраивать показательное выступление! – справедливо упрекал Морозова несостоявшийся сват. – Опозорили нас с женой на всю столицу. Как теперь людям в глаза смотреть?»

«Я сам в шоке, – честно признался Николай Степанович. – И жена моя очень переживает. Мы этого не хотели, клянусь! Готовились дочь отдать честь по чести. Кто мог предположить, что она такой фортель выкинет?»

Шлыковы упрямо отказывались принимать извинения. Пусть, мол, сама Лиля придет, покается… прощения попросит. Объяснит, что за муха ее укусила. Почему нельзя было по-человечески все уладить? Без стыда и сраму?

«Разве мы не поняли бы? – возмущался Шлыков. – Зачем же нас перед гостями подставлять? Перед родственниками позорить? Мы своего сына вам не навязывали. Вы сами изъявили желание Лилю с ним познакомить. А мы были только «за»! Чтобы стать одной семьей, чтобы деньги к деньгам шли. Капиталы объединять нужно, Степаныч. А твоя «милая дочурка» нас словно косой подкосила!»

Последними словами, того не подозревая, Шлыков насыпал соли на свежую рану Морозова. Неужели у него в самом деле наступила черная полоса? И как выгребать против течения?

Удрученный донельзя, Николай Степанович уповал только на нетрадиционные методы, практикуемые дамой из Черного Лога. Второй сокрушительный скандал ему совсем ни к чему. Можно, конечно, плюнуть на все… развестись с Лерой, если она потребует, разделить бизнес. Но как после этого жить дальше? Начинать все с начала? Искать новую подругу – молодую, жадную до денег, расчетливую? Смешно в его годы мечтать о любви. Куковать одному? Или вернуться к Тоне Кравцовой? Все казалось пустым и пошлым.

Вспомнив одутловатые черты и грузные телеса бывшей возлюбленной, Морозов окончательно упал духом. Чары, пробужденные ностальгией по прошлому, быстро рассеялись. Может, и не было у них с Тоней никакой любви? Просто бродила в венах молодая кровь, играла, бурлила… а они трепет неискушенной плоти принимали за подлинную страсть.

Может, и тосковал он в глубине души по тем исступленным ласкам потому только, что жена Лера оказалась холодноватой, без бешеного темперамента в постели.

– Всему свое время, – пробормотал Николай Степанович, потягивая французский коньяк. – Есть время для страсти… и время для сердечной привязанности.

Спокойные и предсказуемые чувства куда больше годятся для семьи, чем буйство инстинкта, когда уж нет места рассудку. Да и было ли это буйство чувственности истинным переживанием, а не плодом воображения?

Морозов сам себя анализировал, подвергал тщательной проверке каждую эмоцию, каждый оттенок чувств. До сих пор он ни разу не заглядывал в свой внутренний мир так пристально, так придирчиво. Он жил внешними реалиями и действовал, подчиняясь внешним приоритетам. Его ум командовал, а душа молчала.

– Не спишь? – спросила жена, и Морозов вздрогнул, поднял глаза.

Она стояла напротив в шелковом халате поверх ночнушки, а он даже не заметил, как она вошла в гостиную.

«Лера прекрасно сохранилась, – подумал он. – Не растолстела, не покрылась морщинами, не злоупотребляет макияжем. Выглядит великолепно. В отличие от Тони, которая расплылась, перестала следить за собой и поддерживать форму».