А тут началась как раз перестройка. Инна из фрагментов кинофильмов, где в эпизодах снимался Пургач, семейных любительских съемок, похоронных речей и прочего склеила документальный фильм «Отрубленные крылья», получивший бесчисленное количество премий и дипломов на всех кинофестивалях. Из фильма следовало, что без преувеличения главная вина советской власти перед русским искусством - это погубленный дар Гриши Пургача. Общественность была взволнована и потрясена, особенно рассказом воротившегося на неисторическую родину Желдобина про то, как Гриша плакал у него на плече от невозможности реализовать свой талант в проклятой совдепии. Комик звал, звал его с собой в эмиграцию, но Гриша, русский душою, не мог покинуть любимую родину и свой столик при ресторанных дверях. Личным распоряжением президента Горбачева Григорию Пургачу было присвоено звание заслуженного артиста СССР (посмертно) и выделены средства для организации в квартире гения мемориального музея.

Ельцин, как известно, не любивший Горбачева, едва придя к власти, тут же присвоил покойному звание народного артиста России, подчеркнув тем самым, что его предшественник не понимал в искусстве ни уха ни рыла. Более того, президент отдал под музей не две комнаты, как это сделал Горбачев, а весь особнячок на Малой Бронной, намекая на колхозную прижимистость Мишки-комбайнера. Инна стала директором музея, а буйный кинокритик Берлогов главным научным консультантом. Были учреждены фонд и премия Григория Пургача, организован ежегодный международный кинофестиваль, носящий его имя.

Но тут разразился чудовищный скандал. Невероятный! Роясь в архивах КГБ и собирая материал к своей монографии «В застенках Красного Вавилона», один дотошный исследователь по фамилии Анчутиков внезапно обнаружил, что Гриша, оказывается, много лет был осведомителем на договоре. Проще говоря, стукачом, и обо всем, что слышал в застолье от пьяных деятелей культуры, оперативно докладывал куда следует, получая за это деньги. В картотеке КГБ он проходил под кличкой «Наливайко». Такой удар поверг бы в прах кого угодно, но только не Инну. Она решительно взялась за дело. Вскоре на Первом канале телевидения сразу после вечерних новостей показали документальный фильм «Геенна огненного гения», в котором речь шла о том, что великого актера Пургача погубила не просто советская власть как таковая, а конкретно - Лубянка.

Где-то отрыли бывшего кагэбэшника, работающего теперь шефом службы безопасности мебельного салона… Вроде вашего Ларичева, коллега! И он со слезами на глазах оправдывался перед телезрителями: мол, если бы ему сказали, что выпивающий студентик ВГИКа, которого прихватили на спекуляции валютой, - гений, он никогда не стал бы его вербовать! Но ведь никто же не предупредил, даже не намекнули! Да и сам студентик на вербовку пошел охотно, проявив в работе очевидные осведомительские таланты, прежде всего - феноменальную память. Из него вообще мог выйти Штирлиц или Ким Филби, если бы не жуткая тяга к спиртному…

Надо ли объяснять, что эта иезуитская версия спецслужб была жестоко осмеяна создателями документальной ленты?

– Необходимость стучать сначала на сокурсников, потом на творческих собутыльников страшно тяготила Гришу! - скорбно уточняла в кадре вдова, сидя у пылающего камина. - И муж, чтобы анестезировать больную совесть, стал пить. Много пить… Это был его вызов времени, открытый бунт против безжалостного тоталитаризма!

Про то, как много и что именно он пил, подробно, со знанием дела, рассказывали видные деятели театра и кино, можно сказать, легенды отечественной культуры. В результате Гришин гений, который, может, и спускается на землю раз в столетие, погиб, удавленный безжалостным зеленым змием! В заключение выступил скорбный директор ФСБ. Он извинился перед российским народом за погубленный талант Пургача и предложил за счет спецслужб воздвигнуть ему памятник в Москве. Пришедший тогда к власти Путин, сам не чуждый оперативной работы под прикрытием, молчаливо с этой идеей согласился…

Некоторые горячие головы, в особенности кинокритик Берлогов и комик Желдобин, потребовали, чтобы фигуру несчастного титана поставили не где-нибудь, а прямо на Лубянке, под окнами ФСБ, на том самом месте, где прежде высился Железный Феликс, и чтоб стоял Бронзовый Пургач вечным укором заплечных дел мастерам. Но позже, поостыв и посоветовавшись, выбрали другое место - в скверике возле Театра киноактера, где Гриша частенько разминался пивом, перед тем как идти к основному месту работы - в Дом кино. Там, в скверике, он теперь и сидит, как прежде сидел при дверях…

– Вот такая история! - грустно закончил Жарынин. - А вы?! Распетушились: творческая судьба… диссиденты… Как маленький, ей-богу!

– И никто против этой подлой мистификации не протестовал?

– Никто.

– А вы?

– Я? Я даже написал воспоминания о том, как на меня повлиял Пургач. Хотя на самом деле это было, разумеется, не влияние, а возлияние. Но все не так просто. Знаете, есть тут одна онтологическая закавыка. Старый злюка Сен-Жон Перс как-то заметил: бездарность не требует доказательств, а гениальность недоказуема. Улавливаете мысль? Бездарь и гения очень легко перепутать, особенно в непосредственной житейской близости. Этим и пользуются…

– Ужасно! - воскликнул Кокотов.

– Выше голову, соавтор! Из той лагерной истории, которую вы мне рассказали, может получиться отличный сценарий!

– А «Гипсовый трубач»? - обидчиво спросил писатель.

– «Гипсовый трубач» тоже пригодится. Итак, продолжим…

Однако в этот вдохновенный миг зазвонил на тумбочке телефон. Жарынин, поморщившись, снял трубку и просиял:

– Она уже здесь!

– Кто?

– Телемопа!

В холле соавторов нетерпеливо ждал Огуревич. Он был явно взволнован. Мускулистые щеки в тревоге напряжены. На розовой лысине, сквозь пушок выращенных усилием воли волос, виднелись капельки пота.

– Телевидение приехало! - пугливо улыбаясь, сообщил он.

– Это я вызвал! - со значением объяснил Жарынин.

– Зачем?

– Но вы же просили помочь!

– Я? Да, конечно… Но лишняя огласка…

– Не повредит! Примите, Аркадий Петрович, для храбрости сто грамм внутреннего алкоголя - и вперед! Расскажите всему прогрессивному человечеству о мерзком рейдере Ибрагимбыкове и его чудовищных планах!

– Я? Но ведь… Нет… Я не умею перед камерой. Я растеряюсь и скажу что-нибудь не то…

– Какие вы, однако, все в торсионных полях робкие! - в сердцах ответил Жарынин. - Лучше бы вы так осторожничали, когда отдавали бандиту стариковские акции!

– Дмитрий Антонович, вы меня неправильно поняли. Я должностное лицо и заинтересованное. Мне неловко.

Лучше, если выступит общественность. Вот вы, например, как режиссер и человек… Ян Казимирович… Ящик… Ящик обязательно! Он отлично говорит!

– Ящик? Это хорошо. Он златоуст. Пусть выступит! А мы с коллегой приехали сюда поработать, сценарий сочинить! Скажите спасибо, что я к вам сюда телевидение вызвал!