Это далеко идущее умозаключение влечет серьезные социальные последствия. Получается, что, если перед нами психопат и по совместительству серийный убийца и насильник, нам остается только сокрушенно развести руками: «Что поделать, он же не виноват в том, что психопат. У нас нет оснований сажать его за решетку»? Так? Или все-таки посадить его в тюрьму, но признать, что он за себя не отвечает, хотя и мерзок? Или как?

Здесь уместно обсудить три вопроса. Первый касается причин существования системы уголовного права как таковой. Второй: существуют ли способы превратить психопатов и закоренелых преступников в достойных членов общества? Третий — семантический: действительно ли свобода воли означает выбор в каузальном вакууме? Остановимся подробнее на каждом из трех.

Многие мыслители, с античных времен и по сей день, признавали и признают практическую основу системы уголовного права[251]. Первый важный момент — прагматический: система уголовного права зиждется на потребности общества в безопасности и охране. Некоторые личности могут быть крайне опасны для окружающих, например такие, кто раз за разом убивает других просто ради забавы. Второй важный момент состоит в том, что отсутствие разумной системы, позволяющей правильно установить личность преступника и затем принять беспристрастное решение о мерах пресечения, ведет к царству произвола. Там, где нет торжества закона, семья и друзья пострадавшего, скорее всего, возьмутся вершить правосудие сами, а это страшно. В любой системе права свои недостатки и слабые стороны, однако обычно это мелочи в сравнении с тем, на что способны линчеватели, сеющие смерть и разрушение без разбора, заодно с преступниками карая и абсолютно невиновных.

Этот практический аспект означает, что призыв упразднить систему уголовного права на том основании, что мозг — это каузальный механизм, нельзя расценивать как высоконравственный. Как ни печально, те, кто доказывает, что свобода воли — это фикция, почти ничего существенного для усовершенствования системы предложить не могут, тем более улучшений, отвечающих перечисленным выше прагматическим соображениям.

Распространенная реакция на эти прагматические доводы: «Зачем же непременно наказывать, если можно исправлять?» Замечание дельное, но тут мы снова сталкиваемся с проблемой практического свойства: существуют ли способы лечения и перевоспитания? Какие? Беда в том, что психопатия никакому лечению не поддается. То же самое относится к преступникам с диссоциальным расстройством. Как еще, кроме изоляции от общества, остановить психопата, который совершает одно убийство за другим? Вспомним, что психопатия диагностируется примерно у 25 % заключенных. И у еще большего числа — диссоциальное расстройство личности.

Именно потому, что тюрьма — это наказание и преступнику там приходится несладко, наши доброхоты уповают на волшебную таблетку, которая в мгновение ока превратит психопата в чуткого, законопослушного и приличного во всех отношениях гражданина. Увы, дело это совершенно гиблое. Наука пока ни на шаг не приблизилась не только к получению подобной таблетки, но и к сколько-нибудь значимым разработкам в этой области. Более того, по всем признакам даже в отдаленном будущем изобрести подобную таблетку вряд ли удастся. Да, конечно, оставлять эту идею нельзя, вдруг нам все-таки повезет и способ найдется. Но пока надежного метода нет, не нужно делать вид, что он существует или вот-вот появится.

Перейдем к семантике. Что означает выражение «свобода воли»[252]? Утверждать, будто обладание свободой воли подразумевает принятие решений или совершение выбора в каузальном вакууме, некорректно. Как доказал экспериментальным путем философ Эдди Намиас, обычные носители языка под «свободой воли» вовсе не подразумевают выбор в каузальном вакууме. Они имеют в виду среди прочего осведомленность, намерение и самоконтроль[253]. Конечно, значение слов меняется, и, вероятно, значение выражения «свобода воли» стоило бы изменить так, чтобы оно отражало идею каузального вакуума. Если так, то для смены смысла потребовались бы веские аргументы, но сначала нужно как-то соотнести все это с доводами Дэвида Юма.

Юм доказывал, что от ответственности человека избавляет не причинно-следственная связь как таковая, а скорее, определенные виды причин. Допустим, вас сбросила лошадь, вы при падении сбили фонарь и от этого загорелся амбар. В таком случае мы признаем, что пожар — это несчастный случай, а не намеренный поджог. Или, скажем, вы впали в бредовое состояние и избили водителя автобуса, полагая, что на самом деле это Адольф Гитлер, который маскируется под шофера. Это примеры отсутствия причин определенного рода: намерения, самоконтроля, точного знания обстоятельств, способности отдавать себе отчет в своих действиях.

Как настаивал Юм, важный вопрос состоит в том, какие именно виды причин снижают самоконтроль или препятствуют знанию и учитывает ли система правосудия эту разницу в каузальных предпосылках, вынося вердикт об ответственности. На это можно ответить сразу — да, учитывает. В своих мудрых мыслях по этим вопросам Юм во многом следовал Аристотелю. По мнению древнегреческого философа, есть большая разница между человеком, выбалтывающим государственную тайну в результате постоянного пьянства, и тем, кого подпоили, чтобы он выдал тайну. Наказывать второго просто бессмысленно. То же самое относится к человеку, совершившему преступление в состоянии бреда: вполне резонно ограничить ему свободу, но наказывать бесполезно.

А теперь вспомним Берни Мейдоффа[254]. За 20 лет, в течение которых этот нью-йоркский биржевой деятель проворачивал свою аферу, выстроив хитроумную финансовую пирамиду по так называемой «схеме Понци», ему удалось выкачать у вкладчиков около 65 миллиардов (да-да, миллиардов, не миллионов) долларов. Когда в 2008 году грянул экономический кризис, вкладчики Мейдоффа потянулись забирать свои деньги, после чего пирамида, как водится, рухнула. Обличенный собственными сыновьями, Мейдофф в конце концов сознался, и его сдали властям. К чему я веду? Крупнейшую в истории финансовую пирамиду невозможно строить, не отдавая отчета в своих действиях, не обладая самоконтролем и не имея намерения делать все, чтобы постоянно привлекать новых инвесторов и выплачивать по 10 % годовых уже имеющимся.