Я несколько часов рассказывал Бриде о Гизеле, и Брида внимательно слушала.

— Ты и в самом деле думаешь, что Гизела тебя ждет? — наконец спросила она.

— Надеюсь, — ответил я, прикоснувшись к молоту Тора.

— Бедная девушка, — с улыбкой произнесла Брида. — Итак, Утред, ты снова влюблен?

— Да.

— В какой уже раз, — заметила она.

В тот день, накануне церемонии официального обручения Этельфлэд, мы сидели в «Двух журавлях». Там нас и нашел отец Беокка. Руки его были перепачканы чернилами, и я обвиняющим тоном произнес:

— Ну сколько же можно писать!

— Мы составляли списки фирдов графств, — объяснил он. — Теперь каждый мужчина в возрасте от двенадцати до шестидесяти должен дать клятву служить королю. Я составлял списки, но у нас кончились чернила.

— Неудивительно, — заметил я. — Похоже, ты вылил их на себя.

— Сейчас смешивают новый горшок чернил, — сказал Беокка, не обратив внимания на мои слова, — и на это требуется время, поэтому я хотел пока показать тебе новую церковь. Хочешь посмотреть?

— Да уж, просто предел моих мечтаний, — буркнул я.

Но от Беокки так просто не отделаешься.

А церковь и в самом деле оказалась великолепной. Такого большого сооружения я еще никогда не видел. Она взмывала на огромную высоту, крышу ее поддерживали массивные дубовые балки с вырезанными на них изображениями святых и королей. Резьба была раскрашена, а короны королей, нимбы и крылья святых поблескивали золотыми листами. Беокка сказал, что их привезли мастера, выписанные из Франкии. Полностью выложенный каменными плитками пол не требовалось посыпать тростником, и собаки пребывали в недоумении — где же им помочиться.

Альфред издал указ, запрещающий собакам входить в храм Божий, но они все равно туда проникали, поэтому он назначил специального смотрителя с бичом, в чьи обязанности входило выгонять животных из большого нефа. Но, поскольку в свое время ногу смотрителя отрубил датский боевой топор, этот человек ходил медленно, так что собаки без труда ускользали от него.

Нижняя часть церковных стен была из отесанного камня, а верх и крыша — из дерева. Под самой крышей находились высокие окна, затянутые выскобленными роговыми пластинами, чтобы внутрь не проникал дождь.

Все стены покрывали панели из натянутой кожи, на которых были нарисованы картины, изображавшие рай и ад. Небеса населяли саксы, в то время как ад выглядел обиталищем датчан. Хотя, к своему изумлению, я заметил, что вниз, в дьявольское пламя, также угодила пара священников.

— Встречаются плохие священнослужители, — серьезно заверил меня Беокка. — Но таких, конечно, немного.

— Но встречаются и хорошие, — сказал я, чтобы порадовать Беокку. — Кстати, о хороших священниках — ты слышал что-нибудь об отце Пирлиге?

Пирлиг был бриттом, с которым мы сражались бок о бок при Этандуне, и я считал этого человека своим другом. Поскольку Пирлиг говорил на датском, он оказался в числе священников Гутреда, которых послали в Восточную Англию.

— О да, он совершает дело, угодное Господу, — с энтузиазмом ответил Беокка. — Говорят, что уже множество датчан приняли крещение! Я воистину верю, что мы видим преображение язычников.

— Только не меня, — вставил Рагнар.

— Христос явится к тебе однажды, господин Рагнар, и ты будешь удивлен Его милосердием, — покачал головой Беокка.

Датчанин Рагнар промолчал.

Однако я видел, что его, как и меня, впечатлила новая церковь Альфреда.

Гробница святого Свитуна, обнесенная серебряной оградой, находилась перед высоким алтарем, покрытым красной тканью. На этом огромном, словно парус драккара, алтаре стояла дюжина прекрасных восковых свечей в серебряных подсвечниках. Они окружали большой серебряный крест, инкрустированный золотом.

Рагнар пробормотал, что стоит целый месяц плыть по морю, чтобы разграбить все это великолепие.

По обеим сторонам от креста красовались вместилища реликвий: ящички и фляжки из серебра и золота, сплошь усыпанные драгоценностями. В некоторых из них имелись маленькие хрустальные окошечки, через которые можно было увидеть реликвии. Там хранились: кольцо с пальца ноги Марии Магдалины; остатки перьев голубя, выпущенного Ноем из ковчега; роговая ложка святого Кенелма; фляжка с пылью с гробницы святого Хедды и копыто ослика, на котором Иисус явился в Иерусалим. Ткань, в которую Мария Магдалина завернула тело Христа, лежала отдельно, в огромном золотом ларце, а неподалеку, казавшийся совсем крошечным рядом с этим золотым великолепием, стоял горшочек с зубами святого Освальда — подарок Гутреда. Два зуба этого великомученика так и хранились в серебряном горшочке из-под устриц, который выглядел очень убого рядом с остальными сосудами.

Беокка показал нам и другие сокровища, но больше всего он гордился куском кости, который можно было увидеть через окошечко из кристалла молочного цвета.

— Это я нашел! — объявил он. — Правда, изумительно?

Он понял крышку ларца и вынул кость, которая выглядела так, словно попала сюда с тарелки с засохшими остатками рагу.

— Это эстел святого Седды! — благоговейно произнес Беокка.

Он перекрестился и уставился здоровым глазом в осколок желтоватой кости с таким видом, будто реликвия, имеющая форму наконечника стрелы, только что свалилась с небес.

— Как ты это назвал? — переспросил я.

— Эстел святого Седды!

— А что значит эстел? — заинтересовался Рагнар.

Пробыв целый год в заложниках, он хорошо говорил поанглийски, но некоторые слова сбивали его с толку.

— Эстел — это такое приспособление, помогающее читать, — пояснил Беокка. — С помощью него ты следишь за строками. Это указка.

— А почему нельзя водить пальцем? — недоумевал Рагнар.

— Пальцем можно смазать чернила. А эстел — чистый.

— Неужели он в самом деле принадлежал святому Седде? — спросил я, притворяясь пораженным.

— В самом деле, в самом деле! — в благоговейном изумлении ответил Беокка — он был близок к экстазу. — Это собственный эстел святого Седды. И нашел его я! Он хранился в маленькой церкви в Дорнваракестере, а тамошний священник оказался на редкость невежественным: он и понятия не имел, что это такое. Эстел лежал в роговом ящичке, на котором было нацарапано имя святого Седды, а тамошний священник даже не умел читать! Только подумайте — неграмотный священник! Поэтому я конфисковал реликвию.

— То есть украл ее?

— Взял на хранение! — оскорбился Беокка.

— Хорошо быть святым, — заметил я. — Люди положат один из твоих вонючих башмаков в золотой ларец и станут поклоняться ему. Может, и ты со временем удостоишься такой чести.

— Ну же, Утред, право, не стоит насмехаться надо мной, — покраснел Беокка.