Может, картина Луиса Рея «Глазные яблоки» и не была такой эффектной, как три его предыдущих вклада в проект, но она завершила его связь с серией, подытожила линию из четырех обложек – которые, с моей точки зрения, представляют собой бесспорную вершину оформления и обрамления Best New Horror.

Поскольку «Предисловие» достигло сорока восьми страниц, а «Некрологи» – двадцати одной, редакторская часть книги, наконец, стала не менее существенной, чем художественная. В тот раз я обратил внимание на снижение количества публикаций в жанре ужасов во второй половине девяностых и предсказал возрождение жанра с приходом нового тысячелетия.

Если оглянуться назад, ужасы так и не вернулись к головокружительным вершинам популярности восьмидесятых, но после нескольких лет американских горок жанр, наконец, снова доказал свою издательскую жизнеспособность – пока не начался следующий цикл падения.

В число двадцати четырех рассказов входил последний вклад Карла Эдварда Вагнера в серию (одна из поздних работ под названием Final Cut). Так же состоялось первое из двух появлений в цикле литератора Йена Синклера с рассказом Hardball. Восьмой том являлся одним из редких случаев, когда я не взял в сборник рассказ Рэмси Кэмпбелла, поэтому ему я – с опозданием – посвятил книгу.

Вплоть до того момента я успешно ограничивал участие авторов – за исключением соавторских работ – одним рассказом на том. Однако публикация второго замечательного сборника Терри Лэмсли под названием Conference with the Dead: Tales of Supernatural Terror вынудила меня нарушить собственное правило и, наконец, включить в сборник два рассказа одного автора. Его полная мрачного юмора история «Гуляя с собакой» открывала том, а представленный ниже и еще более треплющий нервы рассказ обеспечил восьмому сборнику The Best New Horror незабываемое завершение.

Вместо того чтобы, как сказала бабушка, сразу раздеться, Дэнни оттянул одну из плотно закрытых занавесок и снова посмотрел направо, на пристань, стоявшую на краю порта. Ему было интересно, что делают люди в лодке. Небольшая посудина, рыбацкий смэк, пристала к берегу пятью минутами раньше, и мальчик с восторгом наблюдал за тем, как легко команда маневрировала лодкой – словно парковала машину. Небо темнело, и море было гладким, черным и блестящим, не считая белого кружева крошечных волн, окаймлявших пляж.

Мальчик уже не различал корпуса корабля, но пристань выстроили из бледного, чуть желтоватого камня, на фоне которого был виден силуэт верхней части лодки и угадывались движения двух моряков.

С помощью лебедки, которой с пристани управлял третий мужчина, они подняли с палубы громоздкий предмет, какую-то коробку. Прежде чем показалась лодка, этот третий какое-то время ждал их, глядя в море. Дэнни упросил бабушку открыть верхнее окно, потому что вечер стоял угнетающе жаркий и в комнате отеля царил ровный земляной запах, словно в теплице зимой. И теперь мальчик слышал грохот лебедочной цепи, поднимавшей накренившуюся коробку в воздух, и лающие команды человека, стоявшего за рычагами. Это был очень крупный мужчина, одетый в не по сезону тяжелую одежду, в которой походил на медведя. Дэнни подумал, что он и двигается как медведь – переваливаясь, косолапо. Казалось, ему сложно сохранять равновесие.

Когда груз поднялся на высоту его плеч, мужчина резко развернул стрелу веревкой, конец которой был привязан к верхней части подъемника, потом медленно опустил коробку на пристань. Должно быть, она выскользнула из цепи, потому что Дэнни увидел, как коробка внезапно упала с последних нескольких дюймов. Звук, с которым она рухнула на пристань, навел его на мысли, что ящик очень тяжелый и сделан из дерева.

Медведеподобный мужчина быстро обошел вокруг груза, осматривая ящик, потом что-то резко крикнул тем, кто оставались в лодке. В рубке в передней части лодки немедленно зажегся свет. Раздался стук двигателя, мужчина отдал концы, и судно по дуге направилось в глубину залива, оставляя за собой расширяющуюся дугу пены, похожей на мятую фольгу.

– Дэнни, пожалуйста. Уже так поздно, а ты еще даже не надел пижаму!

Бабушка не казалась сердитой – а мама бы разозлилась, – но в ее голосе слышались напряжение и разочарование. Дэнни не слышал, как она вошла, но бабушка всегда так ходила, тихо и аккуратно, как призрак. Он выпустил край занавески и, чувствуя легкий стыд, принял поднос с кружкой шоколада и гренками, которые бабушка принесла ему на ужин. Потом поставил это все на стол рядом с кроватью.

– Я не устал, ба, – соврал он, потом сделал широченный зевок, выдав себя. – Я смотрел на море, – последовало слегка неточное объяснение.

– Для этого у тебя целая неделя, – ответила бабушка и загнула угол простеганного одеяла, демонстрируя, насколько искусительно удобной выглядела кровать под ним.

– Мне нравятся лодки. В порту их сотни. Мы покатаемся на какой-нибудь?

– Я не могу взять с собой дедушку и не должна оставлять его одного. Но, возможно, ты сможешь покататься и сам, если я решу, что это не опасно.

– Дедушка болеет? – спросил Дэнни, закупорив слив раковины и выкручивая краны, чтобы набрать воду для вечернего умывания. Когда бабушка не ответила, он повернулся к ней и добавил: – Он выглядит здоровым. Я не заметил, что с ним что-то не так.

– Он не совсем болеет, не так как ты прошлой зимой с грудью маялся. Просто в последнее время он немного… забывчив.

– Ага, – согласился Дэнни. – Это я заметил, – он увидел, как лицо бабушки омрачилось. – Я хочу сказать, иногда он смотрит на меня так, словно не знает, кто я. Когда я встретил вас на вокзале, и ты меня с ним оставила и пошла купить журнал, он спросил, как меня зовут.

– О боже, – бабушка нервно поправила седую прядь, свисавшую над правым глазом. – В самом деле?

– А потом, когда я ему сказал, он просто покачал головой, словно никогда обо мне не слышал.

– Извини.

– Это не твоя вина, – великодушно ответил Дэнни. – Потом он уже запомнил мое имя.

Он начал чистить зубы.

Бабушка была рада такому вынужденному перерыву в разговоре: она как раз думала о том, как бы изменить тему без того, чтобы пробудить в Дэнни тревожное подозрение, что дела с ее мужем обстоят хуже, чем думает внук. И она решила завершить эту беседу.

– Завтрак накроют в восемь тридцать, – сказала она и поцеловала Дэнни в макушку, желая доброй ночи.

– Я могу спуститься сам, или должен вас подождать?

– Не нужно. Я думаю, ты уже достаточно большой и справишься с лестницей.

– Конечно, я большой, – согласился Дэнни. – Я был большой уже в прошлом году, когда мы ездили в Брайтон, но ты мне не верила.

Бабушка улыбнулась, но, кажется, не согласилась.

– А теперь – в кровать, Дэнни, – настойчиво сказала она. – Я вскоре загляну, чтобы проверить, спишь ты или нет.

Когда она ушла, Дэнни отпил шоколада и скорчил рожицу. Вкус был совершенно не таким, как дома, когда его делала мама. Он вылил напиток в раковину, быстро съел тост, надел пижаму, а потом, не в силах противиться искушению, решил бросить еще один взгляд в окно, прежде чем лечь в кровать.