Комната наполнялась пожилыми людьми. Дэнни искал кого-то своего возраста, но нашлась только одна девочка, старше его на несколько лет и выше на несколько дюймов. Дэнни улыбнулся ей, но напряженное выражение лица девочки не изменилось, а после этого она не поднимала взгляда от тарелки.

Закончив есть, дедушка спросил жену, какой сегодня день. Бабушка ответила, что сегодня воскресенье, но немного погодя он снова задал тот же вопрос. Когда бабушка попыталась заставить его вспомнить полученный ранее ответ, дедушка сказал, что ничего у нее не спрашивал, и что если она не знает, какой нынче день, то почему бы так и не сказать?

Бабушка положила ладонь на его руку и очень тихо сказала, что уже отвечала, и недавно. Дедушка настаивал, что такого не было. Его голос звучал резко и странно, и Дэнни подумал, что дедушка выглядит встревоженным, даже испуганным.

Подошла официантка, чтобы убрать со стола, и дедушка обратился к ней:

– Моя жена забыла, какой сегодня день. Может, вы сможете прояснить для нее этот момент?

Девушка подняла брови, перевела взгляд с дедушки на бабушку и обратно и попыталась улыбнуться.

«Почему в этом месте никто не может улыбаться дольше секунды?» – подумал Дэнни и впервые засомневался в том, что каникулы его порадуют.

Девушка выглядела так, словно не была уверена, как отвечать на вопрос о таких простых вещах, и надеялась – хотя и сомневалась, – что это шутка. Чтобы не видеть ее замешательства, Дэнни посмотрел в окно, на ящик.

На нем сидела большая птица. Пока Дэнни смотрел, она начала кланяться вперед и назад, полураскрывая и складывая снова длинные узкие крылья. Дэнни догадался, что это какой-то вид чайки. Вроде, похожа, хотя мальчик не знал, что они могут вырастать такими большими, и никогда не видел такую темную чайку. Может, она попала в нефтяное пятно? Внезапно птица сорвалась с края ящика и взмыла в небо.

Заговорила официантка, и Дэнни снова повернулся к столу.

– Конечно же, сегодня воскресенье. Весь день.

– Большое спасибо, – ответил дедушка и глупо, издевательски кивнул жене.

На лице бабушки видны были злость, стыд и какая-то не поддающаяся определению боль. Она поднялась на ноги. Дедушка тут же автоматически встал с кресла, только медленнее, менее ловко.

Дэнни подпрыгнул, чтобы ему помочь.

– Чем мы сегодня займемся? – спросил он. – Дождь идет. Мы должны оставаться внутри?

– Мы – да, – ответила бабушка. – Пока что. Но ты, если хочешь, можешь пойти прогуляться, посмотреть округу.

– Конечно, хочу, – сказал Дэнни. – Здесь скука смертная.

Бабушка улыбнулась ему первой за день настоящей улыбкой.

– Только не простудись и не испорти себе отдых.

– Без проблем. Со мной все будет в порядке.

Обходя стол вслед за дедушкой и бабушкой, он заметил движение: что-то выпало из серых облаков и снижалось в его сторону. Та же чайка-переросток села на балкон в ярде от окна. Неторопливо сложила крылья и выгнула шею. Осторожно и неловко повернулась вбок, склонила голову и скосила на Дэнни глаза поверх грязно-желтого клюва, похожего по цвету на зубы заядлого курильщика. Птица потянулась вперед, крикнула, словно возвещая о своем прибытии, а потом застыла, глядя на мальчика. Она была по меньшей мере вчетверо больше любой виденной Дэнни чайки, и он подумал, что угадал насчет нефтяного пятна, потому что чернильное оперение глянцево блестело и напоминало мокрый брезент, на котором птица сидела, когда мальчик увидел ее впервые.

– Дэнни! – раздался голос бабушки. Вместе с мужем она ждала у двери. Все, кто был в комнате, повернулись к нему.

«Они все такие старые», – подумал Дэнни.

Мальчик знал, что Тодли-Бэй пользовался популярностью среди пожилых людей и своей известностью был обязан обслуживанию, которое мог предложить людям в возрасте. Мама рассказала ему это еще несколько недель назад и объяснила, что в эти каникулы бабушка с дедушкой должны отдохнуть, поэтому ему нужно вести себя как можно лучше, слушаться и не доставлять им никаких хлопот.

Так что он знал, что курорт окажется местом в их вкусе и, вероятно, там будет мало занятий для детей, но не ожидал увидеть столько стариков. Большинство выглядели по-настоящему древними. Едва ли в комнате был кто-то моложе… скольки? Он попробовал прикинуть наобум… семидесяти? Восьмидесяти?

Не считая официанток и замеченной девочки, он был здесь единственным молодым человеком. Дэнни снова бросил взгляд на девочку и увидел, что та, как и все остальные, смотрит на него. Ее испепеляющий взгляд заставил мальчика вздрогнуть. Он решил, что в этой девочке есть что-то, роднившее ее со стариками. Она выглядела выжатой, разбитой, изношенной. Потом Дэнни понял, что девочка, наверное, очень больна, и тут же ей посочувствовал.

Он поспешил к двери, но прежде чем выйти в коридор, обернулся. Чайка не сдвинулась. Она стояла все там же и смотрела в окно.

Дэнни страстно желал сорить деньгами. Неделями он собирал карманные деньги и не мог дождаться возможности покидать монетки в игровые автоматы, купить любимые длинные ананасные леденцы и игрушки для пляжа.

Но магазины его разочаровали. Тусклые и темные, с кучами старого товара, который никто никогда не купит, а владельцы постоянно за ним наблюдали, словно считая вором. В одном магазине у берега леденцы и другие сладости были покрыты серой пылью и под оберткой выглядели негодными. Дэнни купил одну палочку – потому что должен был что-то купить, – но на вкус она оказалась хуже карандашей, которые он имел привычку грызть в школе, и мальчик выбросил конфету в мусорный ящик.

В поисках чего-нибудь интересного он углубился в город, уходивший почти строго вверх по холму, но вскоре устал от бесконечных рядов светло-желтых домов с рекламой «Постели и завтрака» или предлагающих себя в качестве «Жилых домов для людей в возрасте». Дэнни прошел мимо церкви. Та была открыта, звонил колокол, но никто не входил и не выходил. Сухопарый мрачный викарий со свинцово-серым лицом стоял у дверей, неподвижный, как восковая фигура, ожидая возможности кого-нибудь поприветствовать.

Подъем по крутым улицам утомлял, так что Дэнни повернул обратно. Ноги хотели сбежать по резкому спуску к пляжу, и он не стал их удерживать. Подошвы кроссовок хлопали по мокрым пустым улицам, словно кто-то аплодировал, и мальчик почувствовал, как поднимается настроение: так, как и положено на каникулах.

Было время отлива, и Дэнни без задержки сбежал прямо на пляж к кромке воды. Здесь, внизу, было холодно, и летевший с моря ветер нес тонкую, почти невидимую морось, но Дэнни старался не обращать на это внимания. Он покидал голыши в медуз, поиграл с волнами в салки, потом потрусил вдоль моря, пока внезапно не уперся в причал, еще наполовину остававшийся в воде. Пристань была примерно десять футов высотой, но сбоку нашлись ступени, по которым Дэнни, не раздумывая, взобрался. Когда он достиг вершины и бросил взгляд на порт за причалом, справа, со стороны города, раздался голос. Словно безумная женщина провизжала его имя. Дэнни повернулся и увидел в пяти ярдах от себя ящик и зависшую над ним, готовую приземлиться огромную чайку с вытянутыми лапами. Она крикнула снова, едва не танцуя над брезентом на кончиках когтей и взрезая воздух крыльями, чтобы не упасть, а потом села и замерла как чучело в музее. Чайка смотрела прямо на Дэнни. В позе птицы было что-то угрожающее: она выглядела напряженной, как будто готова была в любой миг взорваться в неистовом движении. Дэнни осторожно сделал несколько шагов в направлении птицы. Под ударом ветра чайка один раз сдвинулась вбок, чуть изменив положение, но не выказывала страха или желания улететь. Стоя на коробке, она оказалась чуть выше головы Дэнни, и клюв находился выше его глаз. Этот клюв напоминал уменьшенный меч из фэнтезийного фильма. В нем было по меньшей мере восемь дюймов длины, и верхняя часть резко искривлялась вниз, сводясь к жестокому твердому крючку. Дэнни подумалось, что с таким природным оружием птице не составит труда вскрыть его череп.