Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Странные вещи ты говоришь, – заметил Иван. – Неименованная личность… Да подобного и быть не может.
– А вот и может! Я тому пример. Ты, да и я сам не знаем моей настоящей фамилии, однако я существую. Я же говорю: имя – это просто набор звуков, которые можно применить к кому угодно.
– И что из этого вытекает?
– А то, что человек – всего лишь крошечная искорка в океане мрака. Как крошка светящегося планктона в безбрежных водах. Жизнь его – мгновение. Назначение его – быть сожранным какой-нибудь водоплавающей особью. Это просто корм. Как и все живое на земле. Мы все – просто пища.
– Для кого же?
– Для более крупных существ. А тех съедают еще более крупные… Круговорот… Конечно, людьми в первую очередь питаются сами люди. В фигуральном смысле, конечно. Сильный подавляет слабого, богатый – бедного. Идет непрерывная борьба за существование, за кусок послаще, за место потеплее… По сути, свободен только люмпен, отброс общества, поскольку он ни от кого не зависит.
Иван засмеялся:
– Так ли уж и не зависит. Бомж тоже кушать хочет. Значит, и он ждет подачек от более состоятельных сограждан.
– Да, но он свободен.
– Если следовать твоей логике: самая свободная личность – это преступник. Ни у кого не просит, ни от кого не зависит…
– Преступник? – переспросил джинсовый. – Преступник…
В это мгновение пред домом Картошкиных остановился микроавтобус с красными крестами.
– Погоди, погоди, – прервал беседу Шурик, – не по мою ли это душу? – Он присмотрелся. – Ну, точно! Вон, в окошке маячит тот, который меня электричеством пытал. Доктор Дробот. Ну, нет. На этот раз номер не пройдет! Хрен вы меня возьмете.
Но никто и не думал хватать джинсового парня. Машина минуты три постояла у калитки, потом медленно двинулась дальше.
– Передумали? – предположил Иван.
– Нет, браток, эти не передумывают. Дальше поехали, еще за кем-то. А потом за мной вернутся.
– Бежать думаешь? Ты же еле ходишь.
– Нет. Не бежать… Ладно, пока хватит говорить. Мне сосредоточиться нужно. – Шурик поднялся со скамьи и пошел в дом.
О дальнейших событиях, участниками которых стали доктор Дробот и санитары психиатрической лечебницы, читатель уже знает, так что повторяться ни к чему. Через некоторое время узнал о них и Иван. Еще одна загадка. Несомненно, к произошедшему на соколовском подворье приложил руку Шурик. Но каким образом?! Ведь он там даже не присутствовал.
Иван все больше запутывался в происходящем. Все чаще его посещала мысль, что было бы лучше уехать отсюда, и пускай, говоря словами Евангелия, «мертвые сами погребают своих мертвецов». И только упрямство не позволяло ему сделать это.
…В последнее, трудное для большинства населения страны время дети оказались в прямом и переносном смысле беспризорными. В результате – избыток энергии, который у молодых людей сейчас не находит правильного выхода и реализации, толкает многих из них на различные «подвиги». При этом проявление половых признаков у юношей и девушек, биологически совершенно безграмотных, начинает еще больше вызывать взаимное любопытство, и, будучи теоретически неподготовленными, они пытаются «на практике» познать интересующую их истину. В результате именно в тех семьях, где не готовились к грядущему физиологическому взрослению детей, не приучили к делу, не привили любовь к спорту или какому-нибудь хобби, не внушили чувство ответственности перед другими людьми, не воспитали нравственность, как раз и вырастают неустойчивые дети, которые не способны противостоять малейшим жизненным испытаниям. И в дальнейшем их поломанные судьбы делают несчастными их родителей, упустивших то время, когда они были авторитетом для своих детей и могли направить их в правильное русло.
Из книги Т.Я. Свищёвой «Неразборчивый секс»
Когда Людмила Сергеевна Плацекина узнала, что произошло во дворе дома Соколовых, она пришла в ужас. Однако где-то в потемках души одновременно возникло еще и гаденькое чувство облегчения.
А сообщил ей о событиях все тот же Кузьмич. Когда старик прибежал в городскую управу и без соблюдения всякой субординации ворвался в кабинет «новой метлы», на нем лица не было.
– Тут такое, такое!.. – зачастил он.
Из смутных речей Кузмича выходило, что на бригаду медиков из соцгородской психиатрической лечебницы напали жена и теща Генки Соколова, а так же его мертвый ребенок.
– Голову снесли напрочь этому доктору! – верещал Кузьмич.
– Убили?! – не поверила Людмила Сергеевна.
– Как барана зарезали! – орал старикашка.
– А санитары?
– И их тоже!
– Всех?
– Нет, один остался. Он с Соколовыми и покончил. Тоже их перекокал.
– И мальчишку?
– Нет, тот жив… Вернее, не жив, а скорее мертв. Но стоит на ногах…
– Ты, дед, чего-то не то мелешь! – усомнилась мадам Плацекина.
– Вот как на духу!.. Не верите, поезжайте, посмотрите сами!
Но у Людмилы Сергеевны не было никакого желания созерцать обезглавленного любовника. Еще по ночам сниться будет. Вместо этого она вызвала собственного муженька.
– Слышал уже? – поинтересовалась она, едва муж возник на пороге.
Плацекин подтвердил, что слышал.
– Что делать думаешь?
– Разбираться, согласно должностной инструкции, – ответствовал майор.
– Ты там был?
Плацекин кивнул.
– Точно врачу голову отрубили?
Новый кивок.
– А Соколовы?
– Санитары их, того… Прибили. Мальчишка только остался.
– А с ним чего?
– Назад в могилу засунем и осиновый кол в грудь заколотим, чтобы больше не вставал.
– Ты в своем уме?!
– Не понял?
– Да как же? Ведь он ж… То есть… Ну, не знаю… А скажи, Миша, Соколовы, по-твоему, совершили преступление в состоянии помешательства?
Плацекин пожал плечами.
– А откуда они вообще взялись, эти психиатры? – неожиданно спросил он.
Людмила Сергеевна некоторое время раздумывала: сообщать правду или нет.
– Это я их пригласила, – наконец заявила она.
– Зачем?
– Ненормальных что-то много развелось в нашем городе.
– Это кого же ты имеешь в виду?
– Да дружка твоего…
– Ах, вот как!
– Ты думаешь: он нормальный?
– Мы уже обсуждали этот вопрос.
– Так знай. Твой Шурик, или кто он там, весной сбежал из соцгородского сумасшедшего дома. Я сама ездила туда и все выяснила.