Елена Васильевна, однако, старалась взять лестью. Она писала о том, что на его попечение оставил покойный Василий Иванович свою супружницу и сына, советовал на его плечо опереться в трудную годину и что не сыскать малолетнему государю более надежного сотоварища, чем родной дядька. А когда увещевания великой княгини ни к чему не привели, Елена Васильевна отправила в старицкий удел боярина Александра Михайловича Шуйского.

Шуйский, памятуя о назидании государыни, вошел во двор смущенным просителем. Едва ли не за версту снял с себя шапку и, ударившись в ноги князю большим поклоном, молвил правду:

— Господин Андрей Иванович, не велено мне без тебя возвращаться… Так и сказала Елена Васильевна: ежели один в Москву явишься, то оттаскаю тебя за волосья, как холопа нерадивого. Вот ты и скажи, Андрей Иванович, что мне делать после такого наказа?

Старицкий князь, глянув на оплешивевшую голову боярина, молвил с хрипотцой, преодолевая недавнюю простуду:

— Да что у тебя рвать-то, боярин? Череп-то полысел совсем, волосьев-то не осталось. Борода у тебя густа, вот за нее я бы тебя потаскал! Больным я сказался, что еще надобно от меня государыне? Не помирать же мне в дороге!

— Не верит государыня в твою хворь, — распрямился Шуйский, — потому и Феофила со мной снарядила. Лекарь, поди сюды! Посмотри старицкого князя, так ли он плох, как показаться хочет.

Скривился Андрей Иванович, будто крапива его обожгла.

— Ах, вот что удумала государыня! Узнаю породу Глинских — дай им волю, так они всех Рюриковичей повыведут. — Князя совсем не заботило, что каждое его слово, оброненное даже ненароком, будет бережно подобрано и занесено в самые уши московской государыни.

Лекарь Феофил, придерживая пальцами полы кафтана, уверенно зашагал навстречу старицкому князю. Длинный и худой, он перешагивал через ошметки грязи, своей грацией напоминая цаплю, спешащую на прокорм.

— Герцог Андрей. — Лекарь в почтении наклонил длинную шею.

— Какова честь! Поначалу великого князя Василия уморил, теперь за брата его решил взяться. Передай государыне, что здоров я, а в немецком снадобье не нуждаюсь.

— Андрей Иванович, в Москву бы ехать надобно. Государыня на совет тебя зовет, опять лукавые казанцы худое умыслили.

— Только не совет нужен государыне, а воинство мое славное. И как же я могу верить Елене Васильевне после того, как она дядьку своего родного до смерти заморила? Явлюсь я во дворец, а она повелит караульщикам кафтан с меня содрать да к тюремным сидельцам в монастырские подвалы определить. А то и вовсе набросят поясок на шею да придушат, как приблудного щенка.

— Не верь ты злым наговорам, князь, — терпеливо глаголил боярин. — Ложный это слух. Государыня Елена Васильевна только добра тебе многого желает. А людей лживых, что наговором живут, гони от себя!

Было похоже, что Андрей Иванович решил затомить гостей во дворе, а в сторону лекаря Феофила взглянул только раз, когда тот споткнулся, едва не растянувшись на жидком навозе.

— Передайте государыне вот что… Пока не даст она мне грамоту пожалованную, что не тронет меня в Москве, до тех пор не поеду.

— Что тебе сказать, князь, не велено мне в Москву без тебя возвращаться. Но ежели ты так говоришь, думаю, что Елена Васильевна противиться не станет.

— Уж слишком легко ты обещания даешь, боярин. Хочу, чтобы сам митрополит Даниил в поручители пошел.

— Вот ты как заговорил, Андрей Иванович. А не боишься того, что государыню прогневишь?

— Уж мне-то волосья она рвать не станет. А теперь иди с моего двора, некогда мне словесами бросаться.

Шуйский бережно расправил шапку, разгладил ее ладонью, а потом натянул бобровый мех на самые уши.

— Передам твои слова, князь, все до единого передам.

И Андрей Иванович уловил в словах боярина плохо скрытую угрозу.

Митрополит Даниил в сопровождении духовных чинов прибыл в Старицу на Ивана Постника. Неторопливо сошел с возка перед городскими стенами и, глядя на безразличные лица караульничих, посетовал, что не встречают иерарха так, как следовало бы.

— Ворота распахни перед митрополитом! — прикрикнул на молодого десятника Даниил. — Не так я мал, чтобы в щель протискиваться.

Дружинники, разом поднажав плечами, налегли на створы ворот и впустили рассерженного иерарха в город.

Но все-таки прибытие митрополита Даниила было отмечено — когда владыка ступил в город, с Успенского собора басовито ударил колокол, возвещая о благой вести. Отыскал старец глазами праздный глас и размашисто перекрестился.

— Дождался, — с облегчением вымолвил он.

Со всех улиц в сторону блаженнейшего стал сходиться народ.

— Батюшка прибыл! Митрополит! — слышались голоса.

А скоро люд перекрыл собой все улицы и переулки, оставив одну — путь до княжеского двора.

Именно к такой встрече привык русский владыка: ко многому челобитию и звону колоколов. Единственное, что омрачало его радость, так это отсутствие старицкого князя. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть Андрея Ивановича среди многих встречающих, но видел только дворовую челядь, которая, побросав службу, сбежалась на невиданное зрелище.

Митрополит Даниил разглядел игумена мужского монастыря Дионисия, с которым когда-то начинал послушание. Тот, не уступая в силе ратоборцам, старался протиснуться поближе к блаженнейшему и рьяно работал локтями, раздвигая не слишком сообразительную паству.

Созерцая усердие собрата, Даниил понял, что в память об этом шествии у многих мирян останутся синяки и шишки. Когда наконец Дионисий добрался до Даниила и припал к руке бывшего сотоварища, митрополит спросил, не удержавшись:

— Князя среди встречающих не вижу. Или он так горд, что не желает к святейшему выйти?

Дионисий разогнулся.

— Видать, дела у князя государские, потому и палаты оставить не может.

— Наслышан я об этих делах… Все крамолу супротив государыни замышляет.

С князем Дионисию ссориться было не с руки, да и митрополиту перечить не хотелось, а потому он отвесил святейшему еще один глубокий поклон.

Митрополит шел неторопливо, в обе стороны отдавая благословение, а когда дорога привела его к воротам старицкого князя, остановился.

— Хозяина не вижу. Где князь Андрей? — сурово спросил он, оглядываясь вокруг.

— Здесь я, батюшка, — отделился от толпы слуг Андрей Иванович. — Пожалуй в мой дом.

Даниил хотел упрекнуть князя в том, что честь ему оказана не по чину, что встречать святейшего полагается на половине пути и что благошумные колокола должны звучать, едва покажется митрополит, что сам князь обязан подать ему руку, когда он будет сходить с возка, но вместо этого произнес угрюмо:

— Вижу, Андрей Иванович, что черти у тебя во дворе скачут, будто бы в Вальпургиеву ночь. Пока всех бесов из твоего дома не изгоню, не перешагну порога. Да и сам ты вроде на лукавого стал походить.