Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик вышел из покосившегося проема, скрипнув разваленной дверцей.
— Мастер? — он поскреб немытую бороду, — Как давно такого не слышал-то. А то обычно скотина, дичь…
Снова послышался боевой рог. Кажется, уже ближе. Мне показалось, или я почувствовал приближение третьей меры? Если на поиски отправили еще и рыцарей, то дела у меня совсем плохи.
— Прячешься от кого? — от старика не ускользнул мой испуганный взгляд.
Он жадным взглядом смотрел на мое облачение. Я же так и остался в тех доспехах, что мне дал Лунный Свет — зверь с интересом разглядывал скалящегося на нагруднике белого волка.
— Проходи, помогу, — старик кивнул за спину, приглашая в хибарку.
Я с сомнением посмотрел на лачугу. Поможет ли она мне спрятаться?
— Тут проход, — кивнул старик, — Нет места надежнее, чем подземелья Лазурного Города.
Уже слышался четкий стук копыт, и у меня оставалось все меньше времени на раздумья. От конных мне точно не убежать… И потом, я же сам бежал в трущобы, чтобы скрыться среди нищеты.
Чувство опасности молчало, талисман Рычка тоже, и я, рыкнув от безнадеги, рванулся к старику. Тот отступил, пропуская меня внутрь, а потом, осмотревшись на улице, сам пролез внутрь.
Внутри на земляном полу постелен лежак со сгнившим тюфяком, с виду похожим на половую тряпку. И больше ничего — только колотый замызганный кувшин в углу, который служил зверю не знаю для каких целей. В нос ударил очень неприятный запах, и меня сразу же одолели сомнения — а хочу ли я здесь прятаться?
За спиной хрустнула дощатая сгнившая дверь, больше похожая на калитку — старик пытался закрыть вход.
— Стража будет обыскивать лачуги, — повернувшись, сказал он.
Мой взгляд в панике заметался по помещению:
— Зверь, какого ты меня сюда затащил?
Тот усмехнулся, а потом подошел к тюфяку, сунул руку под него и резко поднял вместе с дощатым каркасом. Когда поднятая пыль чуть разлетелась, я увидел черную дыру в земле.
— Ныряй, первота, — пробурчал зверь, обеспокоенно прислушиваясь к звукам с улицы.
Я, на всякий случай бросив вперед чувство земли, шагнул в темноту. Тут было неглубоко — внизу обнаружился подкоп, в котором можно было лезть только на четвереньках.
Меня толкнули в пятую точку, и пришлось лезть в кромешную темноту. Сканер подсказал мне, что впереди через полсотни шагов небольшая дверца.
Сзади с глухим хлопком закрылся лаз — старик не полез за мной, а остался в хибаре. Я посомневался пару секунд, а потом все-таки полез вперед.
Чертыхаясь, я кое-как протискивался в неудобной норе. Одно меня радовало — массивные звери и люди сюда точно не пролезут.
Уткнувшись в деревянный люк, я толкнул его, и оказался в довольно просторном круглом помещении. Тут явно жили — кровати-лежаки, столы, стулья, какие-то тряпки и вещи. Все освещалось несколькими огарками свечи.
И соответственная вонь. Сбоку, из широкого прогала, доносился плеск воды. Нетрудно было догадаться, что я оказался в канализации.
— Боров, это ты? — на одном из лежаков шевельнулась незамеченная мной гора тряпья.
Испуганные глаза нуляшки уставились на меня. Толстая, вроде немолодая, под грязью и не рассмотришь, с простуженным голосом. Под горой тряпья угадывалось, что она была в чем мать родила.
— Ты кто? — спросила она, потянувшись к ржавому ножу рядом с лежаком.
— Первушник, — ответил я, спускаясь вниз.
Когда я спустился, черная дыра оказалась на уровне головы. Под ногами обнаружилась какая-то деревянная подставка, заскрипевшая от моего веса.
Я почуял слабое ворошение в мыслях — нуляшка смотрела мою меру.
— Вижу, что первушник. А где Боров?
— Тот старый зверь с бородой? — я кивнул назад.
Она не ответила, сжимая нож, и я поднял руки, показывая свои мирные намерения. Бочком я протиснулся к прогалу в каменной стене, откуда доносилось журчание.
Я поморщился. Темнота и вонь.
— Где Боров?!? — нуляшка начала паниковать.
— А я-то почем знаю? — я пожал плечами.
— Ты убил его?!? Да? — у голой нищенки начиналась истерика.
— Здесь я, — из лаза стал вылезать тот самый старик, — Стражу забалтывал.
Вообще, было удивительно, как этот оборванец смог обмануть зверей гораздо сильнее его. А если там еще и был человек…
Старик с кряхтением спустился, ища ногой подставку.
— Боро-о-ов, — нуляшка чуть не расплакалась, — Я испуга-а-а-алась.
— Нечего ныть, — зверь деловито пригладил одежду, будто был одет не в полусгнившие обноски, а в парадную форму, — Ну, первушник, звать меня Боров.
Я промолчал. У меня было три имени в Нулевом мире. Мое собственное — Марк, имя просветленного проповедника — Перит, и еще имя примала — Спика. Ни одно я не хотел называть этому незнакомцу…
— Первушник я.
— Ясно. Там как раз стража ищет первушника. Говорят, из Волков, — и Боров внимательно посмотрел на мой нагрудник, — Говорят, казнить его хотят.
Нищенка испуганно ахнула, подтянув ноги под грязное одеяло, я чувствовал на себе ее внимательный взгляд.
— Странно, — я пожал плечами, — Не видел такого.
— Я тоже, — сказал Боров, доставая из-за спины нож.
Он расправил плечи, пытаясь показать мне, что все-таки он зверь, вторая мера.
Я мигом накачал энергию земли в ноги, а незримое копье под стопами проявилось само. Все-таки, моя навыки заметно выросли.
Боров, уже шагнувший было ко мне, словно наткнулся на стену. В его глазах сразу промелькнуло понимание, что ему такой противник не по зубам.
При этом я не заметил какого-либо удивления, какое обычно бывает у зверей при виде сильной первой меры. Видимо, в трущобах бывает всякое.
Старик сразу сгорбился, сдулся, и я вспомнил слова Хильды о том, что некоторые звери ведут непристойный образ жизни и теряют все звериную силу. Видимо, этот Боров относился к таким же.
Стариковская борода недовольно дрогнула, и он стал ковырять ржавым лезвием под грязными ногтями.
— Что ж мы так и стоим-то? — спросил он, — Может, присядешь?
Боров указал на скамейку у стены, заваленную всяким хламом — корзинки, ящики, тряпье. От меня не ускользнул взволнованный взгляд нуляшки, который она бросила на эту скамейку.
Да и сам я, едва сделав шаг в сторону скамейки, почуял неладное. Мне тут все не нравилось, да и чутье подвывало уже ровным фоном.
— Нет, спасибо, — я покачал головой, — Как выбраться отсюда?
— А куда бы ты хотел выбраться, первота сраная? — грубо спросил Боров.