Муж любил гостей. Я всегда просила его предупреждать о том, что он собирается пригласить друзей. Но он почти никогда этого не делал. А если и звонил, то за полчаса до прихода: «Со мной придет пара человек». И привозил с собой порою чуть ли не целый автобус.

Так что мне не до карьеры и иностранных языков было. Думала – только бы детям было хорошо, лишь бы Тенгизу было хорошо.

Мы с ним редко ссорились. Он сердился, если я где-то задерживалась. Я вернусь домой – а он молчит, не разговаривает со мной.

«И долго у тебя будет длинный нос?» – спрашиваю. Ну, значит, что он ходит, опустив голову, словно у него длинный нос. Он улыбался, и обида была забыта.

Он очень не любил, когда я уезжала куда-то. Дети потом говорили, что больше не отпустят меня одну, так как Тенгиз все дни, что я отсутствовала, пребывал в самом скверном расположении духа. Зато сам уезжал с прекрасным настроением.

* * *

В шестидесятых годах мы с Тенгизом оказались на круизном лайнере, на котором путешествовали в Египет, Алжир, Мальту, Турцию. Наше внимание привлекла одна интересная дама.

Она тоже, узнав, что мы грузины, обратила на нас внимание. Вскоре капитан устроил у себя обед, и мы оказались с этой женщиной за одним столом.

Ею оказалась Марфа Пешкова, внучка Максима Горького и бывшая жена Серго Берия.

«Мне так приятно, что я встретила грузин, – сказала она нам. – У меня муж был грузин».

Правда, о Серго мы с ней никогда не говорили. А вот о Нино Гегечкори она вспоминала с удовольствием: «Нина была идеальной свекровью».

Когда я что-то процитировала из Максима Горького, Марфа удивленно спросила: «Вы что, любите моего деда?» Для нее это было неожиданным.

Она была интересным человеком. Помню, мы пришли на Мальту. Корабль остановился довольно далеко от порта. Однако Тенгиз все равно настоял на том, чтобы мы сходили в город.

Марфа присоединилась к нашей компании. И все время, пока мы добирались до города, рассказывала об истории Мальты. Она многое знала.

Я рассказала ей, что видела в Тбилиси Нино Гегечкори. Как-то мы ехали с мамой в троллейбусе, и она заговорила с удивительно красивой женщиной: с пронзительными фиалковыми глазами, с красивой улыбкой, в голубом жакете и синей юбке. Когда мы сошли, я спросила у мамы, кто эта красавица. «Нино Гегечкори», – ответила мама.

Нино же какое-то время продолжала жить в Тбилиси, когда Берия уже работал в Москве.

Потом я несколько раз видела его жену в Опере. Нино не была фотогеничной, и ее фотографии не передают того очарования и красоты, которые она излучала.

* * *

Я была очень дружна с племянницей Нино Гегечкори – Кето. Они жили в соседнем с нами доме, и я часто у них бывала. Потом Кето переехала в Москву и жила у тетки. Я писала ей письма. Получалось, отправляла их на адрес самого Берии, но тогда я об этом не знала.

Кето, влюбленная в Гиви Бакрадзе, просила меня не называть в письмах его имени, так как всю ее переписку прочитывала Нино. Потом Кето вернулась в Тбилиси и вышла замуж за Гиви, его отец был председателем Совета министров Грузии.

У них дома я часто видела Серго Берия. Про него много говорили. Помню, как рассказывали о дне, когда он первый раз побрился. Это было такое событие. Сам Берия стоял рядом с сыном, который превращался в настоящего мужчину. Держал одеколон, полотенце…

Но обо всем этом я говорила только с Тенгизом. А Марфе мы рассказали лишь нашу историю. Она восхищалась Тенгизом, когда узнала, что он приехал за мной в ссылку.

«Вы были тогда женихом и невестой?» – как и многие, услышав эту историю, спросила она. Я ответила, что не были.

Тенгиза любили все. Даже когда мы приезжали, например, в Германию, он мог обаять всех. Через пару дней после знакомства шел в магазин, покупал гипс и делал бюсты наших новых знакомых.

Как-то мы отдыхали в Карловых Варах. И познакомились там с Татьяной Лиозновой, поставившей такие чудные картины, как «Три тополя на Плющихе», «Карнавал», «Семнадцать мгновений весны».

Мы потом какое-то время перезванивались. Лиознова даже прислала из Москвы моей дочери пластинку с музыкой Таривердиева, написанной для фильма «Семнадцать мгновений весны». Оказывается, композитор сочинил ее, вспоминая улицу Асатиани в Тбилиси, по которой в юности ходил в школу.

Во время другой прогулки по улочкам Карловых Вар к Тенгизу вдруг буквально бросилась незнакомая женщина со словами «Лев Кулиджанов, Лев Кулиджанов». Дело в том, что мой Тенгиз действительно был похож на знаменитого режиссера, автора фильма «Дом, в котором я живу».

Конечно же ошибка тут же была распознана. Но с этой женщиной мы подружились. Ею оказалась Галя Кожухова, которая прогуливалась с режиссером Галиной Волчек.

Мы подружились. Через несколько лет Галя вышла замуж за актера Алексея Петренко, и свой медовый месяц они провели у нас на даче, в Цхнети.

Принимала их другая наша подруга, актриса Софико Чиаурели. У нее дома тогда шел большой ремонт, и мы решили, что молодожены поселятся у нас.

К ним часто приезжали гости, все время были какие-то посиделки. Галя же была театральным критиком в «Правде», у нее было множество знакомых. Приходили актеры, писатели, Софико Чиаурели с Котэ Махарадзе, за столом постоянно шутили и пели замечательные песни.

Софико все время была занята, она же всегда что-то строила. И так получилось, что за все была ответственна я.

Мы уступили Петренко дачу, а сами уехали в город. Молодоженам отправляли закуски, вино, фрукты. Галя звонила: «Что сегодня вкусненькое привезешь? Лобио будет?» Она обожала лобио. И я отправляла.

А потом уже она нам из Москвы подарки посылала. Мы очень дружили, ездили друг к другу в гости. Через Софико Чиаурели, когда та ехала в Москву, я отправляла Гале лобио. Софико шутя ворчала, вот, мол, тащи на себе.

На следующий год, помню, я стояла на кухне и готовила ткемали, была уже осень. И вдруг входит какой-то человек и спрашивает: «Здесь комнату сдают?»

Я, не поднимая головы, отвечаю, что никакой комнаты не сдают и он ошибся. Но мужчина не уходил и продолжал настаивать на том, что он должен жить в этом доме.

Я отложила готовку, внимательно посмотрела на него, и мне неудобно стало: передо мной стоял Алексей Петренко, муж Гали.

Я так обрадовалась. Закричала Тенгизу: «Смотри, кто к нам приехал».

Конечно же ткемали был отложен. Стали накрывать на стол.

Петренко тогда работал над ролью Григория Распутина, которую он исполнил в фильме Элема Климова «Агония». У него были очень интересные книги о Распутине, которые он давал читать и нам. А вечерами мы разговаривали об этой странной личности. Это была незабываемая осень. Я столько узнала о Распутине, что друзья в шутку советовали мне диссертацию писать…

* * *