Когда астероид и Земля столкнулись, высвободилось огромное количество энергии, вызвавшее ударные волны, из-за которых Земля тряслась, как батут. Сила толчков, вероятно, достигала 10 баллов по шкале Рихтера — человечество никогда не сталкивалось с ними. Одни землетрясения вызвали атлантические цунами, которые поднимали волны размером с дом и забрасывали их далеко на сушу; другие добавили жару индийским вулканам, и те продолжили извергаться тысячи лет, усугубляя прочие последствия удара.

Энергия столкновения испарила астероид и породу, в которую он ударил. Пыль, грязь, камень и другие обломки взлетели в небо — по большей части в виде пара и жидкости, но кое-что в виде мелких твердых кусков скалы. Какая-то часть вылетела за внешний край атмосферы в космическое пространство. Но что взлетело вверх, должно упасть вниз (если оно не достигло первой космической скорости), и тогда жидкий камень сгустился в стеклянистые капли, похожие на копья или слезы, которые отдали тепло в атмосферу и превратили ее в печь.

Вспыхнули лесные пожары — может, и не во всем мире, но наверняка в большей части Северной Америки и повсюду в радиусе нескольких тысяч километров от Юкатана. Мы находим обожженные остатки листьев и деревьев — как от потухшего костра — в породах, которые сформировались сразу после удара астероида. Сажа от пожаров, а также пыль и грязь, которые поднялись в воздух от удара, но были слишком легкими, чтобы упасть обратно на землю, наполнили атмосферу, а воздушные потоки разнесли их по всему миру, пока планета не погрузилась во тьму. Последующий период — по сути, глобальная «ядерная зима» — вероятно, убил большую часть динозавров в районах, удаленных от тлеющего кратера.

Я мог бы продолжать и продолжать, истощая свой словарный запас, но вы, вероятно, мне не поверите. А это было бы обидно, ведь все, описанное выше, случилось на самом деле. И мы знаем об этом благодаря работе одного человека, геологического гения, который является одним из моих научных героев, — Уолтера Альвареса.

Мы уже выяснили, что я наделал немало глупостей в старшей школе, когда моя одержимость динозаврами была сильнее доводов разума. Мое фанатское преследование Пола Серено — это еще не самое худшее. Ничто не сравнится по наглости с тем случаем, когда однажды весной 1999 г. я без предупреждения позвонил Уолтеру Альваресу в его офис в Беркли, штат Калифорния. Я был 15-летним мальчишкой с коллекцией камней; он был именитым членом Национальной академии наук США, который почти 20 лет назад предположил, что динозавров уничтожил удар гигантского астероида.

Альварес ответил на втором гудке. Что более поразительно, не повесил трубку, когда я промямлил цель своего звонка. Я читал его книгу «Тираннозавр и кратер гибели» (T. rex и Crater of Doom) — на мой взгляд, это до сих пор одна из лучших научно-популярных книг о палеонтологии из когда-либо написанных — и меня потрясло то, как Альварес по крупицам собрал данные, говорящие о падении астероида. В книге он рассказывает, как детективное расследование началось в скалистом ущелье на окраине средневековой коммуны Губбио, в Апеннинских горах в Италии. Именно здесь Альварес впервые заметил необычную тонкую полоску глины, которая отмечала конец мелового периода. Как бы то ни было, мы готовились к поездке в Италию всей семьей на 20-ю годовщину свадьбы моих родителей. Это была моя первая поездка за пределы Северной Америки, и я хотел сделать ее незабываемой. Для этого мне нужны были не базилики и художественные галереи, а паломничество в Губбио, чтобы постоять на том самом месте, где Альварес начал разгадывать одну из самых больших загадок в науке.

Но мне нужно было знать, где искать, поэтому я решил обратиться прямо к первоисточнику.

Профессор Альварес дал мне такие подробные инструкции, что даже ребенок без мало-мальского знания итальянского мог бы им последовать. Еще мы немного поговорили о моем интересе к науке. Сейчас, вспоминая тот разговор, я удивляюсь, как такое светило науки может быть столь добрым и щедрым. Но, увы, все было напрасно, потому что моя семья тем летом так и не добралась до Губбио. Из-за наводнений железную дорогу из Рима перекрыли, я был опустошен. Мое нытье чуть не испортило родителям их второй медовый месяц.

Пять лет спустя, однако, я вернулся в Италию в рамках курса полевой геологии в колледже. Мы остановились в небольшой обсерватории в Апеннинах, возглавляемой Алессандро Монтанари, одним из многих ученых, сделавших себе имя в 1980-х гг. на изучении вымирания конца мелового периода. В ходе ознакомительного тура мы прошли через библиотеку, где одинокая фигура задумчиво склонилась над геологической картой под мерцающим светом.

— Познакомьтесь с моим другом и наставником Уолтером Альваресом, — сказал Сандро с певучим итальянским акцентом. — Некоторые из вас, возможно, слышали о нем.

Меня просто парализовало. Никогда, ни до, ни после, я не был настолько ошеломлен. Остальную часть тура я помню смутно, я прокрался обратно в библиотеку и осторожно открыл дверь. Альварес все еще был там, сгорбившись над картой в сосредоточенном трансе. Мне не хотелось прерывать его — вдруг он обдумывал еще одну неразгаданную тайну истории Земли. Я представился и был ошеломлен еще раз, когда он вспомнил наш разговор несколько лет назад.

— Вы тогда добрались до Губбио? — спросил Альварес.

Я кое-как пробормотал смущенное «нет», не желая признавать, что зря потратил его время на тот телефонный звонок и несколько последующих писем.

— Хорошо, тогда готовьтесь, потому что я везу туда вашу группу через несколько дней, — ответил Альварес. Я просиял.

Уолтер Альварес указывает на границу между меловыми (внизу) и палеоценовыми породами (наверху) в Губбио, Италия. Граница — это углубление между его молотком и правым коленом. Предоставлено Николь Луннинг

Через несколько дней мы оказались в ущелье Губбио. Средиземноморское солнце сияло, машины неслись мимо, акведук XIV в. неуклюже громоздился на скалах в вышине. Уолтер Альварес подошел к нам. Карманы его штанов цвета хаки были набиты образцами горных пород; он носил широкополую шляпу и отражающую аквамариновую рубашку для защиты от солнца. Он вытащил молоток из чехла и указал вниз и направо, на тонкую выемку в скале, которая прорезала розовый известняк, образующий большую часть ущелья. Эта порода была мягче, тоньше: слой глины толщиной около 1 см, прокладка, отделяющая известняки мелового периода от палеогеновых, сформированных уже после вымирания. Именно здесь — этим самым человеком, глядевшим на эту самую полоску глины, — астероидная теория и была задумана четверть века назад.

Чуть позже мы остановились в 500-летнем ресторане неподалеку, отведать пасты с трюфелями, белого вина и бискотти. Перед обедом мы честно отписались в гостевой книге в кожаном переплете, в которой оставили записи многие геологи и палеонтологи, прошедшие через Губбио, чтобы изучить ущелье и знаменитую глину. Эта гостевая книга — как Зал славы, никогда больше я с такой гордостью не писал свое имя. В течение следующих двух часов я сидел напротив Уолтера, а он, уплетая лингвини, рассказывал моим восхищенным товарищам и мне, как распутал тайну динозавров.