На экране был его пост и ветка комментариев под ним. Многие говорили, что отпишутся от его блога.

— Интеллигенция! — возмущался Сашка. — Правильно вас Советская власть давила: предатели, чистоплюи! Стыдно им за Россию! А где они были все эти годы, пока англосаксы вели целенаправленный геноцид славянского населения под улюлюканье националистов? Распалили их самосознание! Забыли, как русские люди целину поднимали! На этих землях наш пот! Наши земли!

Оставив позади луга, мы заехать в тень непроницаемого хвойного леса, где дорога из-за влажности была разбита. Колеи заполняла вода, машина елозила по ним, и грязь разлеталась во все стороны, смачно шлёпая по капоту и боковым стёклам.

— Убогие! — рычал Сашка. — Сидят в администрации, рожи малахольные! Нормальная, говорят, дорога. Я говорю Бражкину: съезди в Фёдоровку после дождя, погляди! А он с лесником на уазике приедет и говорит: нормально! Где нормально? Такую страну просрали! Это же всё насажено американцами, всё вот это безразличие, разгильдяйство! Это они нас научили вот так жить, плюя на всё. А что? Всё же продаётся и покупается! Вот и живём! Кирюха, это диверсия! Развал страны силами американской агентуры. Вот этот Бражкин и есть агент госдепа — за такие дороги расстреливать надо! Взять дюжину таких Бражкиных и расстрелять на площади Революции из пулемёта!

Ближе к Тюлюку дорога выровнялась, как и Сашкино настроение. Он опять переключился на военные сводки и повеселел. В грядущей победе над Ордой он видел залог нового мира, который вернётся к своим первоосновам. И в этом мире всё будет другим, и дороги в том числе.

— Потому что исконный славянин — человек оседлый. Не варвар-кочевник, который гадит там, где ест. У славян всегда был культ чистоты, материальной и духовной, а что мы имеем теперь? Русских считают грязной нацией! Мол, вот, у башкир деревни аккуратные, а у нас всё полынью поросло! Выкусите! Это вы же, глобалисты, столько лет втаптываете нас в грязь! «Солярисы» нам свои навязываете! Получайте теперь, гниды русофобские! Ещё поглядим, кто будет смеяться последним.

В боковом зеркале я иногда ловил взгляд Лиса. Он безразлично смотрел в боковое окно, но по его лбу было понятно, что Сашка его достал.

— А вы куда вообще едете? — спросил тот, развернувшись вполоборота.

Он словно впервые осознал, насколько странной компанией мы путешествуем.

— Куда едем, сказать не могу, — ответил я честно. — Рыкованов поручил. Нам сейчас главное машину найти. Но если спрашивать о нас будут, сильно не рассказывай. Не надо.

— Ясно, — кивнул он, думая уже о чём-то своём.

После Тюлюка начался асфальт, и через полчаса мы вынырнули на трассу М-5, деловую, монотонную, пахнущую гарью и дизтопливом, вспотевшую от тумана. Нас засосало в вереницу медленных фур, которые натужно ползли в гору, а ещё медленнее — с горы. Водители встречных грузовиков смотрели вперёд с роковым равнодушием: для них это был ещё один бесконечный день за рулём. Сашка обгонял в самых неподходящих местах, проклиная пробки — «эманации мегаполисов».

Трасса была обычной, и никаких кордонов до самого поворота на Юрюзань и Катав-Ивановск я не заметил, разве что проехала навстречу колонна военных «Уралов».

Я думал о Вадике, уроженце Катава, бывшем следователе, бывшем друге. Дома ли он? Жив ли? Что он скажет на мою просьбу о помощи? У него есть повод послать меня, но он знает тяжёлую руку Рыкованова и должен понять, что теперь мы на одной стороне. А как быть с остальным?

Я появлялся на его пороге осенью 2009 года, но разговора не получилось. Он больше не отвечал на звонки. Он вычеркнул меня без истерик, без обвинений, со свойственной ему однозначностью.

Идея ехать к Вадику раздражала меня, но в этом раздражении была моя слабость. Я бесился, потому что боялся и чувствовал вину, а вину тяжело признавать, и для признания нужна обстановка, а сейчас всё происходит на бегу, вынужденно, корыстно. Мне стоило поговорить с ним давно, но как? Сначала он не отвечал на мои звонки, а потом его телефон зарядил бесконечными «Абонент находится вне зоны доступа».

Сашка спросил адрес, чтобы забить в навигатор, а я не смог вспомнить улицу, на которой жил Вадик. Я сказал, что покажу место, если вообще сумею найти дом в паутине улиц одноэтажной части Катав-Ивановска.

Сашка вдруг обернулся к Лису и спросил с нажимом:

— Тебе сколько лет? Двадцать с чем-то? Ты как считаешь, прав Путин?

Лиса отреагировал не сразу. Морщина собралась на его лбу.

— Война — грязное дело. Я против войн вообще.

— Ха-х! — фыркнул Сашка. — Удобная позиция. Я — не я, и хата не моя. Нормально, нормально! Сынов Родины растим! А всё потому что соцсети — продукт западных корпораций — внушают молодёжи, что они люди мира! Убивают в них чувство причастности к русским идеям. Из молодёжи делают предателей и подонков, которые ждут часа, чтобы ударить нашим солдатам в спину. Так получается?

Он снова повернулся к Лису. Тот ответил:

— Я не собираюсь никому бить в спину, и американцы тут не при чём. Может быть, нас по-разному воспитывали, но в моём детстве всегда говорили: «Лишь бы не было войны». Меня учили, что наша военная доктрина — оборонительная. Мне внушали, что война — худшее, что может сделать человек, и каждый тост моего деда всегда был за мирное небо надо головой. А ещё я книги читал, и в них уже давно всё сказано.

— А! — засмеялся Сашка с видимым удовольствием. — То есть войну, по-твоему, начали мы? То есть Орда, стоящая в ста километрах от наших границ — это пустяки? И то, что мир находился на грани Третьей мировой войны, ты видеть не хочешь? Очень удобно уткнуться носом в книжку, пока другие решают проблемы мира. Конечно, мы будем сидеть в тылу и поплёвывать им в спины! Но в этом и проявляется величие нашего главнокомандующего, который принял огонь на себя! Который спасает даже вас, предателей! Вот настоящее величие! Подумай!

— Подумаю.

— А пока думаешь, наши войска победят.

— Не победят.

— Что? — взвился Сашка. — Веришь в эти байки про секретное оружие сарматов? Да они коневоды!

— Я про оружие